И с удвоенным остервенением, пожелав, как видно, переупрямить дочь, Лярва потащила её из дома наружу, на улицу, в осенний холод и ночь.
Она оставила беспомощное тельце девочки недалеко от будки Проглота и на прощание, торопясь вернуться домой, бросила только одну фразу:
— Обживайся вон в конуре, сучка! Там твоё место.
С этого вечера Лярва, устав затрудняться воспоминанием настоящего имени своей дочери, прискучив путаться в именах и желая остановиться на одном определённом имени, отныне постоянно называла её только одним прозвищем — Сучка. Она стала Сучкой как для родной матери, так и — вскорости — для всех забредавших в этот дом гостей. А значит, и для всего мира — её мира.
Когда входная дверь дома за Лярвою затворилась, Сучка впервые в своей недолгой жизни поняла, что совершенно не хочет жить. Самое ужасное заключалось в том, что девятилетняя девочка не просто почувствовала нежелание жить, но именно поняла, осознала его и сформулировала в своём детском уме. Прямо так и подумала: «Не хочу всего этого. Хочу на небо». Она лежала на холодной земле, обдуваемая гулявшим понизу и пронизывавшим до костей ветром, и смотрела на это самое манившее к себе небо. Небо было чёрным и беззвёздным в ту ночь, и диск луны, насильно продираясь сквозь пелену туч, бледно освещал лежавшую на земле маленькую фигурку обессиленного, избитого, окровавленного ребёнка, вышвырнутого из дома родной матерью в холодную ночь, на голую землю, к собачьей конуре. Можно ли было думать иначе в данной ситуации, чем думала эта девочка своим неразвитым, детским, мало познавшим умом, не имевшим понятия о возможности другой жизни и вообще ни о чём, кроме мрачных обстоятельств собственной?
Она быстро почувствовала, что замерзает. Слёзы на глазах сами собой высохли, да и было уже не до слёз: её маленькое тельце стало сотрясаться крупной дрожью от холода.
— Проглот. Проглот! — позвала она негромко.
Огромный пёс, затаившийся внутри своей конуры после того как услышал во дворе голос хозяйки, теперь высунул нос наружу, опасливо покосился на крыльцо, убедился в безопасности и выбрался во двор, гремя цепью. Он подошёл к Сучке, некоторое время смотрел на неё сверху вниз, затем тщательно обнюхал и тихонько заурчал, почуяв много странных запахов. Затем он лизнул девочку в лицо, медленно обошёл вокруг и улёгся рядом, а уж она нашла в себе силы подползти к нему и вжаться поглубже в его тёплый пушистый бок. Так и заснули они рядом на голой земле, оба урча животами от голода, оба дрожа от холода, два несчастных и всеми забытых существа — маленькая девочка и крупный пёс, оказавшийся единственным, кто пожалел её и пришёл на помощь.