А началось всё вот как. Не прошло и двух недель после досадного бегства от неё толстяка, пытавшегося что-то вынюхать про её Сучку, как вдруг в деревню приехал участковый и принялся планомерно объезжать все дворы, останавливаясь в каждом подолгу. Он явно расспрашивал о чём-то соседей, некоторых даже увозил с собою, опять возвращался и объехал наконец всех, кто жил по соседству с Лярвой. Поначалу она почти не замечала эти визиты — мало ли кто там ездит, и мало ли что могло случиться. Однако вскоре поневоле обратила внимание, что соседи, ранее чуравшиеся её и всячески избегавшие общения с нею, вдруг начали почему-то провожать её, выходящую из дома или за калитку, длинными взглядами, принялись даже без явной нужды доходить до её дома, хотя он стоял последним на улице и идти в его сторону не имело смысла, если не зайти при этом к самой хозяйке. Однако же не заходили, а только приближались к забору, явственно вытягивали шеи, присматривались ко двору и возвращались восвояси. Особенно наглели деревенские мальчишки, которые не только заглядывали к ней через забор, но и устраивали себе даже наблюдательные пункты на деревьях, подолгу там дежурили, громко переговариваясь о чём-то, и не единожды Лярва замечала даже вспышки фотосъёмки, производимой маленькими сыщиками.
Всего примечательнее во всех этих признаках внимания была их запоздалость, да и то инициированная «кем-то свыше». Взять хоть соседей Лярвы: ведь и раньше прекрасно знали и помнили, что есть у неё дочь, да даже и видели эту дочь неоднократно, пока она была ещё вполне здорова и пока мать ещё не начала прятать её от посторонних глаз. И знали о пьянстве этой женщины, и о том, какой притон она у себя устроила, — однако о судьбе девочки при этом либо не думали, либо гнали от себя эти мысли, грозившие им же самим лишними хлопотами. Знали даже и об исчезновении Лярвиного мужа, — но и тут лишь пожимали плечами, предпочитали верить разным басням и не задавались вопросами. А теперь — стоило приехать уполномоченному лицу и начать всё-таки задавать вопросы — вопросы определённой направленности, сводимые к единому знаменателю и к одним и тем же очевидным выводам, — теперь только все вдруг переполошились и о чём-то призадумались. Начались всплёскиванья руками, почёсыванья в затылках, послышались причитания наподобие следующих: «А ведь и правда.», «Если подумать, то и точно.», «Да как же это мы.» — и тому подобные проявления заднего ума, а правильнее сказать — ума равнодушного. И уж совсем было тошнотворно, когда некоторые принимались перед полицейским изъявлять даже и сочувствие к девочке, якобы денно и нощно ими ощущаемое, и выказывать чуть ли не сиюминутную готовность идти с представителем власти стройными рядами вызволять замученного ребёнка.