
Когда бывает сильный шторм и волны достигают большой высоты, вода захлестывает палубу, судно переваливается с борта на борт или с носа на корму. При килевой качке нос корабля плавно задирается вверх и резко падает вниз, иной раз с амплитудой пятнадцать-двадцать метров. Во время одного такого шторма поблизости от Капии ветром сорвало брезент с ящиков. Да еще вместе с досками, к которым он был прибит гвоздями. Капитан объявил тревогу. Офицеры и матросы помогли нам укрыть животных запасным брезентом и закрепить его сверху досками, опять же прибитыми к ящикам гвоздями. Для осуществления этой операции нам пришлось устроить себе "лонжу" из спасательных поясов и тросов, ураганный ветер рвал из озябших, скрюченных пальцев брезент и инструменты; промокшие до костей, мы то и дело оскальзывались и проваливались между ящиками. И только после четырех часов невероятного напряжения нам удалось укрыть жираф брезентом. Вот тогда и дошло до моего сознания, насколько правдиво изображается шторм в старинных описаниях морских путешествий, и я страшно обрадовался тому, что мы плывем на таком современном, почти не способном затонуть чуду кораблестроения.


Бачу Патель со скучным видом смотрел на стройные ноги красавицы, которая пришла предложить ему себя в качестве рекламы его кино-фотостудии. Бачу — индус, ему всего тридцать лет, и его внешний вид вызывает у нежного пола закономерный интерес. Видимо поэтому улыбка пришедшей блондинки была не такой уж профессиональной, а глаза горели искренним восхищением.
Я стоял перед витриной. Бачу меня не видел, он смотрел на ноги красавицы, но вряд ли видел их на самом деле. Вид у него был хмурый, настроение было явно на нуле. Да, этой роскошной юной женщине здорово не повезло с тем, что она выбрала для посещения момент, когда у Пателя был такой мрачный день. Я, правда, и не предполагал, что для меня этот день окажется как нельзя лучше.
Когда я вошел, Бачу просиял и провозгласил:
— Мой дорогой друг! Наконец-то ты... наконец-то!
С Бачу мы были хорошо знакомы, но наша дружба никогда не была такой уж горячей, как это он выразил в своей радости при виде меня. Кроме прочего, Бачу даже и не подозревал, что я собираюсь прийти, а сейчас почему-то делал вид, что он ждал меня с огромным нетерпением.
— Я могу надеяться мистер?.. — спросила длинноволосая русалка. Она действительно была хороша, и смотреть на нее было одно удовольствие. Но Бачу смотрел только на меня.
— Надейтесь, барышня, надейтесь, — рассеянно ответил он. — Все мы надеемся.
Его лицо вдруг изменилось. На нем появилось выражение грусти, одиночества и, как мне показалось, в его глазах мелькнуло даже отчаяние.