?» Вы пытались приспособиться, пытались избавиться от «странностей», но что-то внутри вас не позволяло этого сделать. Вы с большим трудом преодолели школьные годы, но если добрались до колледжа или университета, то, вероятно, нашли мир, который наконец принял вас таким, какой вы есть, с вашими странностями и всем прочим. В каком-то смысле вам повезло: из-за вашей неспособности соответствовать системе ваше подлинное «Я» осталось почти нетронутым. Тем не менее боль, которую изгои обычно испытывают в ранние годы, оставляет глубокие и широкие шрамы.
Что интересно, нормальность – понятие недавнее. Как пишет имевший трудности с обучением в школе Джонатан Муни в своей книге «Школьный автобус: путешествие за пределы нормального»[14]:
«Пока я ехал, я думал об этом слове – нормальный. Перед тем как отправиться в эту поездку, я наткнулся на замечательную книгу под названием “Принуждение к нормальности”[15] Леннарда Дэвида, который утверждает, что слово “нормальность” вошло в английский язык только в 1860 году. До этого у нас было только понятие об идеале, которого никто никогда не надеялся достичь. В Соединенных Штатах нормальность возникла в культурном контексте, поскольку нация стремилась контролировать растущее городское население и американизировать иммигрантов со всего мира. Однако нормальность – это прежде всего идея, которая берет свое начало из статистики. Норма или нормальность не существуют в реальном мире реальных людей [я подчеркиваю], несмотря на то что нам говорят, что мы можем изменить наше поведение и натренировать наши тела и умы, чтобы достичь ее. Нас заставляют стремиться к ней – в нашей культуре, в наших семьях, в нашей жизни. Но, когда мы приближаемся к ней – как это делал я, – она исчезает. Нормальность подобна горизонту, который продолжает отдаляться по мере приближения к нему».
Погоня за горизонтом нормальности приводит к появлению огромного количества тревоги, поскольку заставляет вас думать, что с вами что-то не так. Трагедия заключается в том, что мы тратим свое детство, пытаясь втиснуть себя в стандарт «нормальности», только для того, чтобы впоследствии узнать, что больше всего мы уважаем тех, кто осмелился жить вне стандартов. И перед нами встает труднейшая задача – в лучшем случае в конце третьего десятка, чаще всего в середине жизни – раскопать погребенные части самих себя и заново узнать, что значит быть живым и быть самим собой. Разве не было бы легче с самого начала поощрять нас быть самими собой, признавая, что человеческие существа бывают всех форм, размеров и вариаций и что именно это и делает нас живыми? Разве не было бы полезнее искоренить понятие «нормальность» из детских ожиданий и позволить детям быть теми, кто они есть, не извиняясь за это?