Со старушки моментально слетело все благолепие. Грязно выругавшись, она сунула коробочку с серьгами в сумку и выскочила во двор с проворством, которого никак нельзя было от нее ожидать.
— Бабка тоже фальшивая, — констатировал охранник. — Ей не больше сорока̀, больно уж резвая. Она мне сразу не понравилась…
— Тебе вообще никто никогда не нравится! — огрызнулась Татьяна и обернувшись к Алексу спросила: — Доктор, откуда у вас такие познания? Неужели в иркутском меде читают курс ювелирного дела?
— Если бы этот курс читали в универе, то я бы давно все забыл, — пошутил Алекс. — Но мой старший брат был ювелиром и успел кое-чему меня научить…
Татьяна и охранник придали лицам скорбное выражение. О трагической гибели родителей и брата Алекс рассказал только заведующему подстанцией, но знали об этом все, вплоть до сестры-хозяйки Арины Артуровны, которая называла Алекса «сиротинушкой» и угощала пирожками собственной выпечки. Пирожки у Арины Артуровны были хорошие, почти как у мамы.
Ясное дело, что после этого у Алекса установились самые лучшие отношения с Татьяной (ничего лишнего, только сотрудничество и взаимовыручка), а его акции на подстанции существенно поднялись в цене. Да, доктор молодой, опыта маловато, но зато дока в ювелирном деле. На протяжении двух недель подстанционные дамы приносили Алексу для оценки свои драгоценности. Увидев, что из кулона старшего фельдшера Альбины Ивановны вот-вот выпадет полуторакаратный изумруд, Алекс сказал, что изделие нуждается в починке и вызвался помочь, благо весь свой ювелирный инструмент вместе с реактивами он привез из Братска в Москву. В Москве никто не мог удивиться тому, что младший сын Савелия шарит в ювелирке, а иногда было так приятно тряхнуть стариной и что-нибудь отполировать-починить. В качестве постоянной работы ювелирное дело привлекало Алекса мало, а вот как хобби оно оказалось вполне ничего. Опять же, приятно было делать что-то на высоком профессиональном уровне. Чисто для самоуважения.
За три месяца работы на «скорой» Алекс невероятно прогрессировал в профессиональном плане. Во-первых, медицина перестала быть для него чужой (в Братске добиться этого не удалось). Во-вторых, он обрел уверенность в своих силах и перестал терзаться мыслями относительно того, правильно ли он поступил, превратившись в Санька. Правильно! Правильно! Это же совершенно другая жизнь и совершенно другие возможности!
Из Ретуева нередко приходилось госпитализировать пациентов в московские стационары. У кого-то — «добровольная», то есть платная страховка, кто-то прикреплен к ведомственной больнице, а для кого-то в областных стационарах не нашлось места… Оказавшись в столичной конторе, Алекс старался заводить знакомства, хотя бы и на уровне приемного отделения. Для этого всегда имел при себе пачку «Парламента» и несколько шоколадок. Если угостишь человека сигареткой или шоколадкой, то он к тебе сразу потянется… На подстанции Алекс объяснял наличие у него сигарет тем, что хоть он и бросил курить, но запах хорошего табака доставляет ему удовольствие, поэтому он и носит при себе распечатанную пачку. Примечательно, что никто из подстанционных курильщиков никогда не пытался «стрельнуть» у Алекса сигаретку. Человек же не курит, у него особые обстоятельства. И вообще, народ на ретуевской подстанции скорой помощи был гораздо деликатнее и проще, чем в первой больнице города Братска. Вот кто бы мог подумать? Никакой фальши в поведении, никакого притворства, никакого стукачества и все друг за друга горой, вне зависимости от межличностных отношений. Доктор Иванов может ненавидеть доктора Петрова, но на вызове он о нем никогда ни одного плохого слова не скажет. В первой больнице города Братска все было иначе — каждый врач, общаясь с пациентами, всячески старался принизить своих коллег и возвысить себя, гениального до невозможности.