– Боюсь, я не смогу уснуть. Мне страшно, Лешка.
– Ты можешь рассказать мне свой кошмар, и тогда мы разделим твой страх пополам.
– Лешка… ты такой хороший. Может мне и стоит рассказать, тем более, что похожий сон мне уже снился. А ты мне расскажешь, что завтра хочешь купить?
– Это сюрприз.
– А вдруг я узнаю и перестану бояться?
– Какой же ты у меня все-таки ребенок, – он с нежностью провел по ее волосам, – по-моему тебе уже не так страшно, правда?
– Ты рядом, Лешка, и мне спокойнее, но… я все же расскажу. А вдруг это не просто сон.
– Ты имеешь ввиду предчувствие?
– Да.
– Я не думаю, что сон что-то значит. Ты сегодня такое перенесла, вот и приснился кошмар. В этом нет ничего удивительного, но все равно рассказывай.
И она поделилась всеми своими страхами, не забыв упомянуть о самом страшном воспоминании из детства – о человеке, что пришел от папы – о людоеде. О том, как однажды в деревне испугалась быка, упала и разбила коленку. Как плакала, глядя на струйку крови, и как тряслась, когда поняла, что бык смотрит на нее со злостью и желает убить. Она отчетливо помнила свой крик и примчавшуюся маму. Ей казалось, что она до сих пор чувствует, как нежные взрослые руки смывают кровь с коленки, как губы дуют, в перерыве между словами: «Больно, понимаю, но нужно потерпеть». А когда Василиса закончила рассказ, снова разрыдалась.
– Снова гормоны? – улыбаясь, спросил муж.
– Они. Они во всем виноваты. Лешка, ты же не думаешь, что я плакса?
– Не думаю, Василек. Ты просто очень впечатлительная, совсем, как ребенок. Все твои волнения собрались в кучу и получилась такая… – он задумался в поисках подходящего слова, – бурда, а страхи твои я сейчас развею.
Василиса шмыгнула носом:
– Было бы хорошо. А может, пока ты развеиваешь мои страхи, принесешь чего-нибудь покушать?
– Соленый огурец?
– Нет, Лешка, я хочу банан. Два. И включи свет.
– Все еще страшно?
– Немножко.
Александра не помнила, во сколько заснула, но точно знала, что произошло это на диване среди бумаг. Так почему же сейчас она на кровати? И где ее носки? Страх лишиться обожаемых колыбелек для ног еще в детстве доводил до слез. Когда мама впервые увидела, что Саша не снимает, а надевает ярко-оранжевые носки, прежде, чем лечь в постель, она удивилась, и ночью, едва та заснула, сняла их и закинула в стиральную машину. Утром, обнаружив, что под одеялом голые пальцы, девочка чуть ли не взвыла. Она испытывала невероятный дискомфорт и необъяснимый страх. Она надела носочки цвета апельсина, потому что ложилась в хорошем настроении, с таким же настроением она хотела и проснуться. Стоило ей взглянуть на оранжевый цвет, как в душе будто оживало все хорошее, что она пережила за день, а без носочков она чувствовала себя так неуютно, что хотелось плакать. Это были ее носочки, ее личное и никто не должен был брать их, не предупредив ее.