— Да, я согласна.
— Но… был отлив, и я увидела Пески… чистые, сверкающие золотом, как бы струящиеся. В них глубокие ямы, заполненные водой, а сами Пески двигаются, образуя причудливые формы, каких-то чудищ… с клыками… Они будто караулили, пока кто-нибудь попадется к ним в пасть… Вверху кружили чайки. Их крики нагоняли такую тоску, миссис Верлен… Там так страшно, так пугающе одиноко и тоскливо. Говорят, будто Пески прокляты. Я разговаривала со смотрителем Северного плавучего маяка, и он сказал, что когда дежурит, то иногда слышит чьи-то душераздирающие крики. Обычно говорят, что это чайки, но он не уверен в этом. Там ведь происходили ужасные вещи, так что очень возможно…
— Полагаю, в подобных местах сильно разыгрывается фантазия.
— Да, может быть, но все же в Песках есть какая-то жестокость. Муж рассказывал мне. Он говорит, чем энергичнее ты пытаешься выбраться из них, тем глубже увязаешь. Когда-то очень давно маяка не было. Теперь его поставили, и, говорят, это самое лучшее, что могли сделать для моряков. Если бы вы могли увидеть Пески, миссис Верлен, вы бы поверили.
— Я и так верю.
Она опустила поводья, и лошадь пошла рысью. Я думала о Нэйпире, возившем ее на эти Гудвиновы пески, и хорошо понимала ее сопротивление. Он, наверное, смеялся над ее страхами и утверждал, что научить ее смелости — его святая обязанность, хотя на самом деле ему лишь хотелось самым жестоким образом помучить ее.
Она уже говорила о другом и теперь рассказывала мне, как брат привозил ее в Ловат-Стейси, когда она была совсем маленькой. В те далекие дни дом напоминал ей Эльдорадо.
— Все тогда казалось мне в Ловат-Стейси таким волнующим, — рассказывала она. — Да и Бью еще был жив.
— Вы его хорошо помните?
— Да, конечно, его невозможно забыть. Он походил на рыцаря… на рыцаря в сияющих доспехах. Я видела такую картинку в одной книге. Бью — совершенный рыцарь с той картинки. Мне было всего четыре года, и он часто катал меня на пони, — ее лицо дрогнуло, — и всегда держал, чтобы я не боялась. Иногда он сажал меня на свою лошадь и тоже держал. “Не надо бояться, Эдит, — говорил он всегда. — Пока я здесь, ничего не бойся”.
Бедная Эдит, она не могла бы выразить яснее, что продолжает сравнивать братьев.
— И вы, конечно же, обожали Бью, — заключила я мягко.
— Все его обожали. Он был такой милый и обаятельный… никогда не сердился, — на ее лбу снова появилась морщинка. Понятно, что Нэйпир, наоборот, часто раздражался ее простодушием и неопытностью.
— Бью часто смеялся, — продолжала она, — по любому поводу. Ростом он казался около десяти футов, а я была такая маленькая. Потом меня вдруг перестали возить в Ловат-Стейси, и я почувствовала себя несчастной. А когда я переехала сюда, здесь все изменилось.