Какая ужасная мысль, и все же…
Я скакала дальше и вдруг увидела его рядом. Он сказал:
— Из вас получится неплохая наездница, миссис Верлен, если потренируетесь. Впрочем, полагаю, у вас будет неплохо получаться все, чем бы вы ни занялись.
— Я польщена столь высоким мнением обо мне.
Эдит умоляла:
— Пожалуйста… Подождите меня…
Конфетка наклонила голову к шпалернику и схватила зубами пучок листьев. Эдит дергала за поводья, но лошадь даже не шевелилась. В нее как будто вселился злой дух, и она вознамерилась поиздеваться над Эдит, вслед за ее мужем.
Нэйпир с улыбкой обернулся.
Бедная Эдит! Она была алой от унижения. Я ненавидела человека рядом со мной. Потом он произнес:
— Конфетка, поди сюда.
И Конфетка, снова ставшая кроткой, отпустила пучок листьев и затрусила в направлении голоса, всем видом показывая: “Видишь, какая я послушная”.
— Тебе больше не следует садиться на такую исполнительную лошадь. Лучше привыкай к Венере.
Эдит была близка к истерике. Я его ненавижу, думала я. Он садист. Ему нравится причинять ей боль. Он, казалось, понял мои чувства, потому что сказал:
— Я и вам подберу более подходящую лошадь, миссис Верлен, что бы вы там ни говорили. Скоро убедитесь, что Милашка будет выкидывать такие же трюки и с вами. Ее испортили дети.
Утренняя радость померкла, и я даже вздохнула с облегчением, когда показался Ловат-Стейси.
Странно, но враждебность к Нэйпиру Стейси заставила меня вновь обратить внимание на свою внешность, к которой я не проявляла почти никакого интереса с самой смерти Пьетро. Я обнаружила вдруг, что меня волнует, как я выгляжу в глазах этого человека. Женщиной не первой молодости, вдовой с жизненным опытом? Я высокая, стройная, с несколько бледным, но здоровым цветом лица, который Пьетро однажды сравнил с цветком магнолии. Это сравнение так понравилось мне, что я сохранила его в памяти. У меня прямой, чуть-чуть вздернутый дерзкий носик, большие темные глаза, становившиеся почти черными, когда я сильно злилась или была взволнована музыкой, и густые прямые каштановые волосы. Конечно, не красавица, но и не лишена явной привлекательности. А правильно выбранная одежда хорошо подобранных цветов вообще творили со мной чудеса. Как сказала однажды Эсси Элджин, я “расплачивалась за свою любовь к нарядам”.
Я размышляла об этом, разглаживая на себе палевое платье (одного из цветов, больше всего шедших мне) и надевая серое пальто. Я собиралась на прогулку. Предстояло обдумать еще очень многое.
Во-первых, мое положение здесь. Я больше не играла для сэра Вильяма, да и к гостям меня не приглашали. Занятия с девочками не отнимали много времени. Мне бы не хотелось, чтобы кто-нибудь решил, что я даром получаю жалованье. Миссис Линкрофт, правда, сказала, что сэр Вильям хотел пригласить меня поиграть ему, нос самого моего приезда чувствует себя неважно, а вот когда ему станет получше, то и я буду больше загружена.