Кому нужна такая честь? Нет, не признаю я ее, не признаю, презираю!
Шьоре Анзуле совершенно ясно, какая борьба происходит в душе сына. Прочитала она и результат этой борьбы по жесткому, суровому выражению, появившемуся на его лице. Вот — в глазах его вспыхнула решимость, из груди вырвался вздох — вздох облегчения, освобождения после стольких, стольких дней угнетенности! Совсем другой человек — словно выбрался из мрака и с ликованием приветствует новый день…
— Вот как — отец прихварывает? — отозвался на слона Катицы шьор Илия. — Что же с ним такое? Совсем недавно заходил ко мне — я еще позавидовал его здоровью…
И шьор Илия с искренним сочувствием покачал головой.
— Правда, что с ним? — подхватила шьора Анзуля.
— Жалуется на боли. И худеет на глазах.
— Простудился, — решил шьор Илия — после своего выздоровления он как огня боится простуды, и повсюду мерещится ему теперь ее страшный призрак.
— Или надорвался на работе, — сказала шьора Бонина. — У нас ведь не знают никакой меры: работать — так работать, и прямо уж себя не помнят, как возьмутся. Особенно в страду.
— Это верно, — согласился шьор Илия. — Доктор говорил мне, что в страдную пору у него не бывает пациентов. Кто только в силах двигаться, ковыляет на виноградники…
Нико предвидит, что из этой темы много не выжмешь. Взяв трубку шьора Илии, он вышел под предлогом снова набить ее, но это только предлог. Нико кажется, он задохнется в этой гнетущей атмосфере.
Дорица, сжалившись над страданиями Катицы, увела и ее. Девушки вышли через сени на лестницу, ведущую наверх, на террасу. На этой лестнице им встретился Нико — спускался с набитой трубкой. Остановился, посмотрел на них.
От Катицы не ускользнуло, как оживился его взгляд, — на какую-то секунду в нем блеснула радость. Но радость эта относится уже не к ней! О, она хорошо разглядела! Пусть ее взор туманят слезы, она и сквозь слезы видит — ревность дает ей силы проникнуть в самые сокровенные глубины его сердца… Нет, не ей этот блеск! На нее он, правда, тоже посмотрел, но никакой радости она в его глазах не подметила. И блеск этот разом угас — смутившись, Нико безжалостно отвернулся.
А, теперь она знает все! Не нужно ей ни объяснений, ни выкручиваний. Она уже поняла, что ее ждет. Ах, как закричала бы от боли, от унижения, если б не стыдно было! Но надо преодолеть себя, нельзя показывать свое отчаяние и горе. Все-таки руку свою она резко выдернула из руки Дорицы.
— Вы наверх? — спросил Нико и тотчас вспыхнул — какую отпустил он плоскую глупость. — На террасе уже холодно…
— После обеда там бывает солнце, — совершенно спокойно возразила Дорица.