Они пробежали мимо него наверх. В лицо им задул свежий, уже резковатый ветерок, напоенный запахом моря, рождающийся там, за крышами домов, за далекими горами. Овеял их воздух, одинаковый для всех, простерлось над ними голубое бескрайнее небо, чистое, веселое, словно улыбающееся. Будто хочет показать, что оно для всех — одно: для высших и для низших. Катица вздохнула свободнее, оживилась. С нее будто спали цепи, она не ощущает уже прежней скованности. Равная равной, посмотрела она прямым, решительным взглядом в лицо той, другой, которая — причина всего ее несчастья, которая отняла у нее все, что было ей так важно. Глаза ее загорелись необузданной ненавистью.
Да, теперь ей все ясно. И то, зачем эту нежную деву растили под заботливым крылышком матери и шьоры Анзули, зачем отправили в пансион для благородных девиц и зачем на ней сегодня такое изящное платье, словно облившее ее фигуру, — знает, все знает Катица, — знает, почему у той светятся в глазах удовлетворение и радость. Она его у меня украла! Пока ее не было — каждый день приходил к нам под окошко. А вернулась — он и не глядит на меня…
Дорица отшатнулась, испуганная отвратительным выражением этого лица, диким огнем этих глаз, готовых, кажется, спалить ее. Стоят они друг против друга, словно прикованные: Дорица устрашенная, а та, другая, будто в раздумье, будто в нерешительности.
— Здесь все-таки легче дышится, — дрогнувшим голосом выговорила Дорица. — В столовой так душно. И какой красивый отсюда вид…
— Верно, красивый, — поспешно ответила Катица, быстрым шагом подойдя к перилам. — Вот с этого самого места любовались мы этим видом втроем: он, его мать и я. Тебя здесь тогда еще не было. Тогда я была — и солнце, и звезда…
Гневом и стыдом вспыхнуло лицо Дорицы. Засверкали глаза.
— А я тебе помешала?!
— Да! — страстно вскричала Катица. — Тогда он стоял между нами — я с одной стороны, мать с другой — и он сказал: рядом со мной все самое дорогое на свете… Тебя тогда еще не было! И он показывал вниз, на двор, а там было много наших… И все они видели нас наверху — меня рядом с ним. Что они теперь скажут? Что будут говорить обо мне? Ох, как будут радоваться моему несчастью, как насмехаться!
Она без сил прислонилась к перилам и закрыла лицо руками.
Дорица не знает, что делать. Несколько дней тому назад и она так же вот плакала. Тоже испытала всю горечь, всю желчь отречения… Что-то смягчилось в ней, отпустило. Она подошла к Катице и нежно коснулась ее головы, Погладила ее роскошные блестящие волосы.
Катица отпрянула, выпрямилась. Глаза, еще залитые слезами, с ненавистью вперились в соперницу.