На другой день Анзуля сама отправилась под Грабовик. В воздухе уже носится предвестье юго. За ночь небо затянуло тучами, они сгрудились над Планиной, свисая по ее склонам серыми полотнищами. И море изменило свой цвет. Вчера еще улыбчивое, синее, с узором белесых разводов, сегодня оно — словно из стали, и на гребнях волн вскипает пена.
Женщины в претуровском доме, издали заметив шьору Анзулю, засуетились: быстро, кое-как, прибрались — и убежали к соседям. Катица ни за какие блага не согласилась бы показаться на глаза той, которая всегда обращалась с ней приветливо и ласково; той, с которой она стояла невестой на террасе дубчичевского дома. Что думает шьора Анзуля о ней теперь? Известна ли ей причина, по которой сын ее так грубо оттолкнул свою нареченную?
— Вот ты какой! — сказала Анзуля, усевшись на то место, где вчера сидел Илия. — Всякое мне про тебя говорили, и доктора я расспросила. Ну, не порадовало меня то, что мне пришлось услышать. Одно меня успокоило: что есть в тебе мужество и терпение. Видишь, я говорю с тобой откровенно. С другим бы так не решилась. А с тобой вижу — обманывать не нужно.
— Да и к чему? — с улыбкой отозвался Мате. — Бесполезно… Я и сам все вижу, понимаю. Мужество… Надеюсь, мне его хватит до конца. Бояться мне нечего, я предался воле божией. Пускай поступает со мной, как почтет за благо. В конце концов, единственное благо, которого можно достичь в этой жизни — тихая, благословенная кончина.
— Ты всегда был философом, мой Мате, — улыбнулась гостья. — Наши тежаки вообще любят философствовать, только не на пользу им их философия… Однако у меня есть к тебе дело. Раз уж мы с тобой одни, то я бы…
— Знаю, о чем вы, — В глазах Мате зажглась чистая радость. — Принесли вы мне добрую весть, которую мы так давно ждали…
— Да!
— Ну вот, теперь мне и умирать легче будет. Тяжелая забота свалилась с моих плеч, великое бремя. Теперь могу уже не упрекать себя, что из-за моей дочери распадется семья, которая должна светить нашему городу, как маяк в ночи для сбившихся с курса кораблей. Если б не вы, как знать, что могло произойти, не легла ли бы моя голова в гроб, покрытая позором и насмешками…
— Ну, ты преувеличиваешь, Мате. А знаешь, было время, когда я поверила, что они суждены друг другу! Тогда я готова была принять в дом твою дочь. Но то были только мгновения. На первом же препятствии их любовь потерпела крушение, и они разошлись сами собой. Я подсобила только в том, чтоб развязка наступила поскорей, раз уж она была неизбежна. Да и тут не понадобилось каких-то сильно действующих средств: ясно, союз этот не был прочным и долговечным. Но я прекрасно понимаю, какое горькое разочарование пережила твоя дочь. Дай бог, чтоб оно было для нее последним! А теперь — насчет моего дела. — Анзуля подвинулась, чтоб лучше видеть лицо Мате. — Я решила обеспечить Катицу. Сейчас самый подходящий момент. Вот вклад, который я внесла в сберегательную кассу на ее имя. Здесь немного, лишь столько, сколько им понадобится для начала…