Дом под горой (Кукучин) - страница 33

На самой низкой ноте, какая только доступна его звучному тенору, мештре Иве вывел: «Кирие… кирие элейсон!»[23] И его колокольный глас потянул за собой целое половодье голосов, мужских и женских, сквозь которые звонко пробиваются ясные сопрано детей и девушек.

3. ВСЕ ЕЩЕ ФЬЕРА, И ЧТО ВО ВРЕМЯ НЕЕ СЛУЧИЛОСЬ

Полдень миновал; над нашим развеселившимся городком разлился африканский зной. Тени почти нигде не осталось, даже под самыми стенами домов. Всюду проникает солнце, раскаленное, немилосердное, жаждущее высосать последние капли влаги из иссохшей, измученной матери-земли.

И все же никому не приходит на ум «прилечь на часок», как того требует человеческая природа в такую жарищу да еще после такого обеда, как сегодня. Руки-ноги наливаются свинцовой тяжестью, веки слипаются, сладкий сон дурманит, а ты маешься, напрягая все силы, чтоб держать глаза открытыми. Глаза неподвижно таращатся в пространство, туман какой-то клубится перед ними, размывая очертания всех предметов. И ничего тебе не остается, как только покориться, с тяжким вздохом пасть в объятия столь сладостной дремы…

Но сегодня — кто станет сегодня спать! Едва встав из-за стола, выпив чашечку черного кофе, всяк стряхнет с себя сонную одурь и — на площадь! Весь город высыпал сюда, толпа кишит перед палатками, люди покупают, торгуются, продавцы бессовестно запрашивают, не глядя ни на что… Какая тут дрема! Куда девалась усталость! Все — веселы, бодры, оживленны.

Около четырех часов колокольный звон положил конец этой суете. Площадь мигом пустеет, все живое снова набилось в церковь, а кому внутри не хватило места, обступили паперть густой толпой. После недолгой вечерней службы выстраивается процессия. Повалила из храма толпа, волнуется, мечется, наконец, образуется кое-какой порядок. Самое трудное — двинуться с места. Впереди школьники с хоругвью, за ними мальчики постарше, бесконечной лентой, попарно, у каждого в руке свеча, желтые огоньки их еле заметны в ослепительных лучах солнца. Следом за мальчиками потянулись юноши со свечами уже просто огромными, с факелами и пестрыми лампионами в руках, а там несут хоругви, они свисают подвижно, ибо в этой раскаленной тишине — ни дуновения. За хоругвями шагают кантадуры во главе с мештре Иве, протяжно и громогласно выводят монотонные псалмы, и звуки их голосов гулко отдаются от стен домов, чтобы тотчас заглохнуть в знойной тишине. За певчими четыре молодых человека в белых стихарях несут на плечах изваяние девы Марии, снятое с главного алтаря. Богоматерь величественно восседает на позолоченном троне, держа на коленях улыбающееся дитя. Чистого золота венцы сияют на головах матери и сына, который раскинул толстенькие ручки, как бы в восторге от того, что выбрался из хмурой алтарной ниши на яркое солнышко. Златотканые одежды спадают живописными складками с плеч изваяния, украшения и драгоценные камни сверкают, переливаются, слепя глаза.