— Как деготь, право, сладкая госпожа! Счастье, что я пиявки-то поставила, а то бы эта густая кровь ему на сердце села… Ох, видели б вы, как они разбухли! Прямо — коровьи титьки… Да уж и пиявки были на славу — сразу присосались…
Андриану передернуло от отвращения.
— Ради бога, замолчи! Пиявки — фу! Ну, ступай, милая, а завтра приноси горшочек…
— Иду, сладкая госпожа, иду. Не опасайтесь! Где Дандуля — там все в порядке, вот увидите. — Дандуля самодовольно кивнула. — А я за вас и в огонь и в воду, так и знайте! И опаски никакой не держите!
Она заковыляла к выходу, а шьора Андриана вернулась на свое место с успокоенной душой и с надменностью на лице.
Матия смотрела — и поражалась сестре. Как держится! До чего уверенно, непринужденно!
А между тем Катица поначалу струхнула, когда ее пригласил Дубчич.
— Пожалуйста, ну не надо, не умею я этот танец…
— А кто умеет? — засмеялся Нико. — Его только для того и танцуют, чтоб дурака повалять. Делай, как другие, и сама удивишься, до чего легко пойдет.
Матия тоже принялась отговаривать ее, и казалось, Катица прислушивается к ее словам — и вдруг будто что-то вселилось в нее: строптиво тряхнула Катица головкой и — приняла руку Дубчича. И пошла рядом с ним так естественно, словно с малых лет бывала на балах. Теперь кружится среди пар, среди этого столпотворения, свободно, ничем в глаза не бросается, никакой наблюдатель ничего бы не заметил по ней — разве что ее здоровую свежую красоту.
«А я бы со страху померла! — дивится Матия. — Провалилась бы от стеснения, а Катица — ну, прямо шьорина!» И не может Матия не испытывать какого-то уважения к сестре, которая так превзошла ее самое.
Как она хороша, сколько в ней прелести и обаяния! Глаза ее светятся чистым огнем удовольствия. Видно — счастлива она, и в счастье своем забыла весь мир. Кадриль закончилась, как обычно, всеобщей «конфузией», и музыканты поскорей заиграли польку, чтоб как-то замять нескладицу. Пенсионеры отвели своих дам к стульям, предоставив «паркет» разошедшейся молодежи. Катица порхает, как перышко; ее красивое лицо, ее глаза, полные огня, одушевления, привлекают всеобщее внимание. Сам банковский инспектор был поражен незнакомкой и подошел к шьоре Андриане:
— Кто эта смуглянка, с Дубчичем танцует?
— Так, тежачка одна. Служанка. Да вы ее не знаете — работает она не в нашем городе.
— Гм, гм. — Инспектор покачал своей большой, бритой наголо головой, плешь блеснула, как зеркало. — Ей-богу, не видывал я еще женщины красивее! — Расставив короткие ноги, он поправил жилет на внушительном брюшке. — Что в сравнении с ней все прочие? Просто обноски, ей-богу, выжатый лимон!