— Что толку в твоей большой зарплате! — пеняла в тот вечер мама папе. — Неужели при твоем положении так уж трудно свести знакомство с директором какого-нибудь солидного универмага?..
— Да ты что, Галя? — смущенно басил папа, виновато помаргивая под очками. — Подумай о моей репутации. Ты что?..
А мама горячим шепотом сообщила, что видеть больше не желает эту гадину Надьку.
Не всегда, впрочем, тете Наде удавалось безнаказанно выпускать свои отточенные коготки. Отлично помню тот вечер, когда появилась она у нас в итальянском пальто из джинсовой ткани с замысловато наложенными карманами и карманчиками, и остолбенела: перед нею, на журнальном столике, стоял японский цветной телевизор, с экраном чуть поменьше, чем киноэкран.
— Что это? — испуганно пролепетала тетя Надя, побледнев.
— Японский телевизор, — как ни в чем не бывало ответила мама. — Теперь фигурное катание мы имеем возможность видеть во всем его блеске. Тысяча двести, с гарантией на двадцать пять лет.
— Цветной? — вспыхнула тетя Надя, озарившись какой-то непонятной надеждой.
— Ну, разумеется, — отозвалась матушка.
— С гарантией на двадцать пять лет? — спросила тетя Надя.
— Да ты что, оглохла? — удивилась матушка.
Тетя Надя потускнела и затравленно повела глазами. А затем запустила руку в свою сумочку. И она, и матушка моя в затруднительные моменты прибегают к одному и тому же простому, но на удивление эффективному способу самозащиты — к пудренице. Извлеченная из недр сумочки пудреница дает своей хозяйке возможность успокоиться и собраться с мыслями.
Проведя пуховичком по щекам, тронув подбородок и вздернутый нос, мимолетно разгладив мизинцем морщинку на виске, тетя Надя повеселела и сообщила, что они с Алешечкой решили прекратить сорить бонами. Пора приобрести «тачку». Без колес несовременно.
— Да, автомобиль — это не роскошь, а средство для передвижения, — великодушно согласилась мама, не заметив, что использовала, как свою собственную, фразу из «Золотого теленка».
А затем нас подстерегло огромное несчастье. Отца свалил инфаркт, да такой тяжелый, что его едва вытащили с того света через реанимационный кабинет. И вот в эти-то дни я испытал на себе первый настоящий в своей жизни страх — и не только от того, что боялся за жизнь папы.
Мне и сейчас почти невозможно признаться, что тетя Надя обрадовалась нашему горю, хотя усиленно изображала сочувствие. Мне показалось даже, что тетя Надя обрадовалась бы еще сильнее, если бы отец не выкарабкался, если бы из реанимации его перевезли бы не в одиночную палату, а в холодный морг.