Появились две старушки в старинных меховых шапочках, похожих издали на коробки из черного картона, в старомодных пальто, повязанных поверх теплыми шалями, с допотопными муфтами в руках. Эти муфты заменяют им перчатки. Старушки расцеловались-расчмокались столь пылко, что всякий подумает: не виделись они лет двадцать, а между тем они встречаются здесь каждый божий день в один и тот же час. Время по ним проверять можно. Наверно, они дружили еще с тех достопамятных времен, когда существовали гимназии, сохранив гимназические привычки на всю жизнь, наверно, они, как и шестьдесят — семьдесят лет назад, восторженно щебетали, поверяя одна другой самые сокровенные секреты. Но какие секреты, да еще сокровенные, могут быть в таком — скажем, почтенном — возрасте? И о чем можно щебетать с таким упоенно-заинтересованным видом, встречаясь ежедневно?.. О, загадки поколений уходящих!..
Из стоматологической поликлиники вышла и направилась к остановке троллейбуса стройная красивая девушка в желтой шубке. При выходе из тени на солнце шубка окрасилась нежным розовым цветом, а тяжелые каштановые волосы, оттягивающие голову назад, обрамились легчайшим золотистым контуром.
Кусов откровенно залюбовался размашистым упругим шагом девушки, невольно сравнивая ее фигуру с фигурой своей Тани — увы, не в пользу последней, — и тут же, боковым зрением, заметил, что парень в дубленке вылущился из «Жигулей» и, посмотрев налево-направо, перешел улицу и, распахнув руки как бы для нежданного, но всегда желанного объятия, двинулся навстречу девушке.
«И женщины-то таким ловкачам достаются самые красивые, — подумал уязвленно Кусов и тут же вспомнил свой очередной недавний афоризм, имевший немалый успех в Клубе молодого литератора, куда Кусов изредка заглядывал в надежде пристроить через этот клуб свои произведения: «Самки достаются сильнейшим, а женщины — умнейшим».
Старушки-гимназистки, прервав поток любезностей, который они низвергли одна на другую, зачарованно, предав временному забвению правила хорошего тона, уставились на эту парочку. Ах, ах, ах!!! Да выряди так лесной трухлявый пень, и он зазвучит!..
Кусов поморщился, когда девушка позволила обнять себя, поцеловать в свежую щеку и поцеловала сама. Впрочем, насчет последнего стопроцентной уверенности не было. Возможно, деталь эта была дорисована воображением, а вернее, инерцией воображения — как логически завершающая ритуал такой вот нечаянной — светской — встречи.
«Сейчас он увлечет ее в машину и повезет куда пожелает, — неприязненно, с извечной завистью неимущего к имущему, подумал Кусов. — О господи, господи-и…»