Тридцать рублей, пожалуй, истратить можно.
— Шикарно, — отозвалась Настя. — Везет же некоторым. Он курит?
— Еще как.
— А бреется?
— Само собой.
— С таким именем можно и не бриться. Никто бы не упрекнул его за это.
Словно пушинка, подхваченная сквозняком, она сорвалась с места. У витрины с портсигарами, металлическими футлярами для спичечных коробков и мундштуками Настя указала на массивный мундштук из янтаря. Я согласно кивнул.
— Оставим, как вариант, — предложила Настя и заскользила дальше.
Не поддающееся разгадке внутреннее возбуждение переполняло ее, беспокоило, распирало тревогой ее душу. Меня и самого охватила непонятная тревога. Я почуял в Насте беду, а какую, почему — поди разберись.
В отделе верхней одежды Настя облюбовала большой клетчатый шарф из чистой шерсти. Он обязательно понравится Даниле Петровичу. Продавщица неохотно, словно великое одолжение оказывая, подала Насте шарф. Мы купили его. Мундштук тоже.
Слегка смутившись и замешкавшись, Настя сказала, что теперь ей нужно справить кое-какие свои дела, а я, если мне скучно, могу подождать на улице. Ей, кажется, хотелось избавиться от меня. Но мне почему-то уходить расхотелось. Не сейчас ли разгадается то самое событие, что надвигается на Настю?..
Я отошел к окну, из которого открылся вид на пустынную площадь. На улице лепило мокрым снегом. Снег забивал пазы между венцами домов и морщины на коре черных тополей, нарастал округлыми ноздреватыми лепешками на наличниках окон и карнизах печных труб, покрывал серые крыши…
Недовольно взглянув на меня, Настя направилась в отдел тканей. Она пощупала одну ткань, другую и заинтересовалась белой кисеей. Я насторожился.
Настя накинула кисею на голову. Сперва кисея выглядела как легкий бесформенный платок, но Настя собрала складки, и кисея превратилась во что-то другое — знакомое, но я не мог вспомнить — во что.
Настя смотрела в зеркало, и меня заворожили ее счастливые и встревоженные глаза на внезапно осунувшемся, но от того еще более прекрасном лице с белым облаком над ним. Уж не выбирает ли она материал на фату? Не выходит ли замуж? Если оно так, то понятно, почему она оказалась в галантерейном магазине и для чего отправляется в Петрозаводск.
Продавщицы, оживившись, с недоумением поглядывали то на Настю, то на меня. Они полагали, наверно, нас женихом и невестой, но, кажется, явно не одобряли выбор Насти. Но меня это не смутило. Что-то все сильнее и назойливее беспокоило меня в Насте. А что — никак не ухватить.
Тут меня окатило жаром — а если появится сейчас в магазине девушка с Больничного острова? Она ведь может подумать о том же, о чем думали сейчас продавщицы. Тихонечко я выскользнул на улицу. Пронесло — хвала аллаху.