Все четверо сразу же соглашаются с моим предложением. Поедем завтра — Даниле Петровичу необходимо оформить у начальства отгулы за сверхурочную работу.
Сидеть дальше невмоготу. Разговоры кажутся пресными. Все то же душевное возбуждение гонит меня прочь из приемного пункта в тускло подсвеченную фонарями темноту малолюдных улочек и переулков.
Пересекая площадь перед универмагом, я зацепил взглядом застекленную витрину городской настенной газеты «Они мешают нам жить» и, будто подтолкнутый кем-то, подошел к ней. Из-под заиндевевшего по краям стекла глянула на меня моя пьяная бессмысленная харя. Испугавшись и ничего не соображая, я торопливо отошел от витрины и углубился в полумрак улицы Седова. Мне показалось, что если я не буду смотреть в газету, то и никто не будет. Затем меня потрясает глупость этого соображения. А как же это одна из Сашкиных фотографий очутилось здесь?.. Так вот о чем предупреждала меня Дина!..
Озираясь, как вор, боясь, как бы кто из редких прохожих не завернул к газете и не узнал меня, я вернулся. Под фотографией пояснительная надпись:
«20 ноября ученик школы № 1 Пазухин Николай, семнадцати лет, задержан дружинниками в нетрезвом состоянии».
Какое двадцатое ноября? Не задерживали меня никакие дружинники! Что за дребедень? А главное, что за вранье с этой фотографией? Сашкина же фотография! Сашка меня снял, а не дружинники…
Рядом никого не было. Я прижался спиной к стеклу и стал давить на него. Стекло напружинилось, лопнуло с треском, показавшимся мне оглушительным. Я содрал газету, скомкал ее и сунул под пальто. Осмотрев руки, я удивился, что не искровенил их. Быстро, почти бегом, я пересек площадь и поднялся на Большой мост. Комок газеты полетел в шумящий в непроницаемой тьме поток.
И тут усталость овладела мною. Я брел по мосту, еле-еле переставляя ноги. Что задумал Сашка? Что задумал Леня-Боровок?..
Дома никого не было. Нина и Альбина работали сегодня в ночную смену, а Татьяна, должно быть, сидела сейчас с Евгением в кино.
Я завалился спать. Странное дело — ни о чем не думалось. Даже о Дине. Полнейшее безразличие к чему бы то ни было навалилось на меня.
Я почти заснул, когда скрипнула входная дверь, и в полосе света, хлынувшего в комнату, появились Евгений и Татьяна. Лиц их я видеть не мог, потому что в комнате было темно, а в коридоре светло, но что-то в их повадке насторожило меня. Я притворился спящим.
— Николай? — напряженным шепотом позвал Евгений.
Я молчал, для убедительности почмокав губами. Сквозь приподнятые ресницы я увидел, как они на цыпочках прокрались в комнату и уселись на кровать Татьяны. Евгений бесшумно снял с себя пальто и пиджак, затем стал осторожно, но настойчиво расстегивать вязаный жакет Татьяны.