— В этом уже разобрались! — отрезала Старикова. — Слишком о себе возомнили… Вот что, Пазухин, с тобой я буду предельно откровенна. Завтра состоится общешкольный митинг по инициативе роно. На нем будет заклеймлена ваша группа. От того, как ты выступишь, зависит твое будущее. Тебе все ясно?
— А если я не выступлю? — испытывая приступ упрямства, спросил я.
— Ты выступишь. Ты во всем признаешься. Ты осудишь и себя, и своих дружков. Ты потребуешь для всех, а для себя в первую очередь, самого строгого наказания. Другого выхода, поверь, у тебя нет.
После меня в ее кабинете побывали и Герка, и Лариска, и Юрка, и Галка, и Витька Аншуков. И каждый выходил из него растерянный, со шныряющими глазами.
Сашка, Светка и Валька не скрывали своего торжества. Противно было видеть, как они то и дело заглядывали в «Поморскую трибуну». Да пропади все пропадом!… Я выдернул портфель из ящика парты и ушел из школы.
Тихая погода стояла вот уж второй день подряд. Порхали крупные узорчатые снежинки. То громче, то тише шумели за домами пороги Выга.
Нина и Альбина тоже читали «Поморскую трибуну», громко и испуганно изумляясь тому, что в ней было напечатано про нас.
— Допрыгался? — спросила Нина. — Вытурят тебя из школы.
Уж хоть бы она молчала. Суп не сварит, пуговицу не пришьет. Только спит да макароны грызет — когда не спит.
— На вот, — не отрываясь от газеты, Нина придвинула мне почтовую открытку.
Я похолодел: уж не повестка ли из милиции? Но открытка пришла из городской библиотеки. Она извещала, что, выписываясь, я не сдал одну книгу. Странно. Напутала что-то напомаженная девица. Да еще и штрафом пугает. Одно к одному.
Оставив портфель, я выскочил на улицу. Жажда немедленных действий распирала меня. Мне казалось, что все жители города сидят сейчас за обеденными столами, читают «Поморскую трибуну» и с гневом восклицают: вот ведь какие выродки есть среди нашей замечательной молодежи!
Перед витриной «Они мешают нам жить» останавливались прохожие. Неподалеку, вдоль вылинявшей голубой ограды городского сада, с нарочито рассеянным видом прогуливался милиционер. Нашел себе занятие — не бандитов ловить.
На подходе к библиотеке злость приутихла. Возникло непонятное беспричинное волнение, будто в библиотеке меня ожидало совсем не то, на что я настраивался.
Я поднялся на площадку второго этажа и толкнул дверь. Тотчас же я уловил, что в библиотеке что-то изменилось или вернулось что-то прошлое. Будто уже не напомаженная девица, а кто-то другой хозяйничал здесь. Я разволновался еще сильнее, догадываясь уже, что сейчас случится, и не смея думать об этом — боялся спугнуть, обмануться.