— Так вы, Баркер, промышляли разбоем?
— Вам же капитан сказал. — Слуга поставил ведро.
— И где?
Баркер помолчал, подозревая, наверно, какой-то подвох, потом пожал плечами:
— В Бристоле.
— Никогда там не был. А теперь, выходит, исправились?
— Исправился?
— Или нет?
Баркер состроил гримасу:
— Мистер Лависсер послал меня за сюртуком.
Замок от сундука лежал в углу кабины, но слуга его, похоже, не заметил.
— А что вы будете делать, если французы попытаются нам помешать?
Баркер насупился — может быть, не понял вопрос или просто не желал разговаривать, — но потом все же ухмыльнулся:
— А откуда им знать, что мы там будем? Хозяин говорит на датском, а нам с вами надо просто держать хлебало на замке.
Он снял сюртук с крюка на двери и, не говоря больше ни слова, вышел из каюты.
Подождав, пока стихнут шаги, Шарп поставил на место замок. Баркер ему не нравился, и чувство, похоже, было взаимным. Кому-то могло показаться странным, что Лависсер взял в слуги бывшего уголовника, но Шарп встречал немало джентльменов, питавших слабость к отъявленным подонкам и нередко принимавших их на службу. Господам нравилось слушать страшноватые истории, и они даже гордились такой дружбой. Очевидно, сомнительное поветрие затронуло и Лависсера. Может быть, размышлял Шарп, этим объясняется и дружелюбие гвардейца к нему самому.
На следующий день две гинеи перешли в руки корабельного старшины, который с ловкостью фокусника отправил их в карман, а часом позже принес Шарпу хорошо наточенную абордажную саблю, два тяжелых пистолета и мешочек с патронами.
— Буду признателен, сэр, если капитан Сэмюелс останется в неведении относительно нашей сделки. Уж больно горяч, когда не в себе. Может и выпороть. Вы уж спрячьте их, пока не попадете на берег.
Шарп пообещал, что будет нем как рыба. Припрятать оружие на корабле не составляло труда, но он не представлял, как скроет саблю и пистолеты, когда придет время сходить с корабля. Может быть, воспользоваться сундуком? Но тогда надо предупредить Лависсера.
Увидев арсенал лейтенанта, гвардеец рассмеялся:
— Могли бы подождать, пока мы доберемся до Вигарда.
— С оружием я чувствую себя увереннее.
— Боже, Шарп, да вас примут за Синюю Бороду, если вы нацепите на себя все это! Впрочем, если нравится, почему бы нет? Для меня самое важное, чтобы вы были счастливы. — Лависсер достал из кармашка для часов ключик, открыл замок и поднял крышку. — Приятный вид, не так ли? Согревает самое замерзшее сердце, верно? — усмехнулся он, указывая на золото. — И в каждом целое состояние. Я сам забрал их из Английского банка, и, боже мой, как они суетились! Какие-то людишки в розовых сюртуках потребовали сотню подписей, ключей было столько, что хватило бы запереть полмира, а смотрели на меня так, словно подозревали в намерении украсть это золото. А почему бы и нет? Почему бы нам с вами не поделить сокровище и не удалиться в какое-нибудь приятное местечко? Как вам Неаполь? Всегда мечтал там побывать. Говорят, неаполитанки потрясающе красивы. — Капитан посмотрел на Шарпа и рассмеялся. — Для человека вашего звания, Ричард, вы необычайно впечатлительны. Но признаюсь, соблазн велик. Мне, видите ли, выпала суровая доля — быть младшим сыном. Мой несчастный брат унаследует титул графа и все деньги, тогда как я вынужден заботиться о себе сам. По-вашему, это смешно, да? Что ж, там, откуда вышли вы, каждый заботится о себе, так что мне ничего не остается, как взять с вас пример. — Он положил новое оружие Шарпа на серые мешочки, опустил крышку и повернул ключ в замке. — Золото пойдет принцу Фредерику, на земле воцарится мир, и все будут счастливы.