Задолго до рассвета генерал позавтракал холодной селедкой, сыром и хлебом. Армия пробуждалась и готовилась к выступлению. Неприятную новость принес один из полковников, явившийся в дом пастора с сообщением, что его полку выдали боеприпасы неподходящего калибра.
— Стрелять можно, — сказал полковник, — но пули повредят стволы.
Полковником был сыродел из Вординборга, не горевший особым желанием вести против регулярной армии обутых в деревянные башмаки солдат.
Приказав адъютанту разобраться с проблемой, Кастенскьольд нацепил саблю. За окном кричали чайки. Сегодня, думал он, я либо обрету славу, либо впаду в бесславие. Его армии предстояло пройти по берегу моря, под самым боком у британского флота, и при удаче пробиться через охватившее столицу вражеское кольцо.
— Молотки и гвозди.
— Молотки и гвозди? — растерянно переспросил адъютант.
— Да, загоним в английские пушки, — бросил раздраженно генерал — неужели ему одному надо думать за всю армию? — Поищите мягкие гвозди. И еще топоры. Соберите в городе топоры. Ими можно разбить колеса орудийных лафетов, — поспешно объяснил он, не дожидаясь вопроса, зачем нужны топоры.
— У вас есть время для молитвы? — вежливо осведомился пастор.
— Молитвы? — Генерал думал совсем о другом — смогут ли британские корабли подойти достаточно близко к берегу, чтобы дать по дороге бортовой залп.
— Вы можете помолиться с нами, — объяснил пастор.
— Нам нужно выступать, — торопливо сказал Кастенскьольд, — но вы, пожалуйста, помолитесь за нас.
Он уселся в седло и в сопровождении полдюжины адъютантов поскакал на север. Рассвет едва наступил, когда генерал добрался до северной оконечности лагеря и вызвал к себе всех командиров.
— Вы расположитесь сегодня на обоих флангах. — Генерал посмотрел на двух офицеров-кавалеристов. — Выдвиньте вперед патрули, но строй держите плотно. Остановок не будет. Если нужно, возьмите с собой фураж. Предупредите, чтобы все захватили обед. Главное — быстрота! Мы должны приблизиться к неприятелю еще до того, как он поймет, что мы идем!
Генерал отдавал приказания, стоя с офицерами на вершине небольшого холмика. Справа, совсем близко, вытянулась вдоль берега уходящая далеко вперед дорога на Копенгаген. Дорога пролегала между полями и скрывалась из виду за виднеющимися в сумерках кустами и деревьями. Солнце еще не поднялось над горизонтом, но вдалеке, на фоне светлеющего восточного неба, проступал силуэт линейного корабля.
— Впереди пойдет регулярная пехота, — продолжал Кастенскьольд, — за ней артиллерия и потом ополчение. Я хочу, чтобы к полудню мы вступили в бой!