– …богиня? – закончила мою мысль Софи. — Я бы не советовала слишком глубоко в это вникать, Рэй. Но я бы с удовольствием узнала, кем же являешься ты сам, и каково имя твоего первого перерождения. Надеюсь, не Люцифер?
Не знаю, говорила она серьёзно или издевалась. По её нечеловеческому лицу было сложно это понять.
– Атакуй же меня, адепт. У тебя мало времени, – снова напомнила она.
Я перевёл взгляд на белые губы Софи, потом – на огромные дьявольские (или всё же божественные?) глаза и выдавил:
— Сейчас… секунду. Мне нужно сосредоточиться.
И чтобы сосредоточиться, мне понадобилось не меньше двух минут.
Софи ждала.
Я атаковал её точно так же, как сделал это с Беном Баумом: перенаправил энергию кодо во взгляд, позволяя ему раздвинуть мякоть мышц и кожи жертвы, пронзая кость её черепа, плавно следуя за её мыслями, по каплям собирая их и раскладывая на картины.
— Отлично, — прошептала Софи, почувствовав мою атаку.
Несколько секунд она позволяла мне читать её собственные воспоминания.
И то, что я увидел, плохо поддавалось описанию.
Сначала вместо сцен из жизни Софи я почувствовал жар пламени с едким запахом горелого мяса, оно охватило меня с ног до головы, и посреди кабинета я стоял с ощущением, что меня прямо сейчас сжигали на костре. Потом услышал сдавленные крики и хлюпанье, будто кто-то бил ладонями по воде.
И только после этого перед моим внутренним взором понеслись вереницы картин.
Одна за другой.
И вряд ли я отныне забуду хоть какую-то из них.
Люди, распятые на стене городской ратуши, прикованные металлическими штырями к каменной кладке над кострами, истекающие кровью, вопящие и горящие заживо, сотни людей, цепь полуистлевших и стонущих тел, полыхающая арена пыток и смерти.
Прилюдная казнь времён Великой родовой битвы.
Конец давней эпохи…
Женщины и мужчины, старики и дети – все они горят. И я горю вместе с ними, давлюсь криком, неистово напрягаю руки, приколоченные штырями из дериллия, рву их в прямом смысле слова, стягиваю с мясом и ломаю кости запястий, чтобы выбраться из этого ада.
И выбравшись, соскользываю вниз, на горы трупов, а в голове пульсирует одна и та же мысль: «Будьте прокляты… будьте прокляты, бесславные предатели…».
В следующую секунду я вижу перед собой морду харпага, безволосую и безносую, с бездонными чёрными глазницами, с маленьким круглым ртом, слышу, как в пасти с хлюпаньем перекатывается язык. На лбу харпага белая отметина, на длинном пальце — перстень. Я узнаю его…
Печать Рингов.
И в этот самый миг я клянусь самому себе, что это не конец. Я найду все Пять Печатей, соберу их, я отыщу их даже в аду… И пусть пройдут тысячи лет, погибнут тысячи воинов, падут тысячи государств и тысячи царей останутся без трона, но великая эпоха Пяти Печатей воцарится снова.