— Спасибо, — наконец, я могу выдавить ответ на ее комплимент. Я слышу, как Макс ее благодарит, а затем раздается сигнал лифта, что означает ее уход. Не уверена в том, что будет дальше, знаю только, что Макс ведет меня за собой, и мы садимся на диван.
— Ты готова? — спрашивает он. Конверт, который он кладет на стол, на первый взгляд безобиден, но я уверена, что он изменит мою жизнь.
— Готова, — шепчу я, расправляю плечи и сажусь прямо. Макс передает мне конверт, и я его разрываю.
Вытаскиваю стопку бумаг и пролистываю их, пытаясь прочесть как можно больше. Но все, что вижу, это газетные заголовки: «несчастный случай» и «передозировка», «семья скорбит». Здесь так много бумаг, но ничего из этого не привносит ясности. Я смотрю на Макса, закрываю глаза и делаю несколько глубоких вдохов. Если я хочу все узнать, то должна начать с самого начала и дойти до конца. Только так я смогу понять.
— Я готова, — говорю я вслух. Может быть, во благо Макса, а, возможно, и для моего собственного. Я открываю глаза и смотрю на первый лист бумаги.
Это копия свидетельства о смерти моего отца. Он умер от тяжелого заболевания печени, вызванного хроническим злоупотреблением алкоголя. Умер четыре года назад. Он не появлялся на работе пять дней, и они пришли к нему домой, чтобы узнать, что случилось. Они нашли отца, разлагающимся в его любимом кресле.
Дальше идут выписки из трудовой книжки отца, его полная медицинская история и все о нем. Я тут пролистываю большую кучу статей о папе, скрепленных скрепкой, и беру другую кипу бумаг. Здесь все о маме.
В заключение патологоанатома сказано, что она умерла от передозировки снотворным. В ее организме было найдено много лекарств, но, по сути, именно снотворное стало причиной ее смерти. И это признали «случайностью». Записи о моей маме уводят назад в прошлое и даже рассказывают о том, что мама с папой любили друг друга еще со школы.
Я продолжаю листать стопку и узнаю, что она любила английский язык так же, как и я. Она хотела стать учителем в начальной школе, но после двух с половиной лет учебы забеременела первым ребенком — Лили Андерсон — мной. Но мои глаза задерживаются на строчке с надписью «первый ребенок».
Если я была ее «первым ребенком», то должен был быть и второй. Но я не помню, чтобы был кто-то еще. В моих снах у меня был брат по имени Уэйд, но пока росла, я не слышала о нем ни единого упоминания и не видела ни одной его фотографии. Поэтому я всегда думала, что он был просто мечтой, фантазией, которую я создала, чтобы помочь себе справиться со всеми плохими временами.