— Ты ничего мне не должна, — я действительно хочу сказать ей: «Это ты ничего мне не должна», но она однажды сказала мне, что чувствует себя тупой, когда говорит со мной. И я последний человек в мире, который хочет, чтобы она чувствовала что-либо, кроме того, что она прекрасный человек и удивительный друг, — пять минут, и мне есть, что сказать тебе, — шепчет она.
Пять минут, кажется, длятся вечно, но наш перерыв наконец-то наступает, и мы с Шейн выходим.
— Подожди, мне нужно позвонить Тренту.
— Хорошо, — она идет впереди меня в гастроном.
Я набираю номер Трента, и вызов перебрасывает меня на голосовую почту.
— Привет, это я. Мы с Шейн просто уходим на перерыв. Мы пойдем в парк. Я позвоню тебе перед тем, как моя смена начнется снова, — я выключаю телефон, кладу в свой карман и бегу в гастроном.
— Я заказала для тебя. Как обычно. Сэндвич с пастромой с дополнительной порцией горчицы. Я буду содовую, ты хочешь?
— Просто воду, спасибо.
Долорес, пожилая женщина за прилавком, улыбается мне.
— Приветик, Лили. Ты взволнована? Ты скоро пойдешь в колледж и оставишь это место позади.
— Я никогда не оставлю его позади, просто мигрирую на один сезон, — говорю я, а она смеется. Долорес так добра ко мне, и она всегда дает мне больше пастромы, говоря, что я слишком тощая. Трент недавно сказал мне, что я начинаю прибавлять в весе, и он не хочет быть известен, как парень, у которого толстая девушка. Когда я дома, он накладывает мне ужин, а я просто ем то, что в моей тарелке. Но Долорес всегда дает мне больше еды.
— Ты хорошая девочка, Лили. Ты далеко пойдешь.
— И она супер умная, — подает голос Шейн.
— Спасибо, — отвечаю я, но знаю, что они просто пытаются быть хорошими, ничего больше.
Шейн берет наш обед и идет платить за него. Но я опережаю ее и плачу сама. Я горжусь тем, что могу сделать это. Я заработала эти деньги, упорно трудясь, и они мои, чтобы тратить. Огромное осознание достигнутого успеха накатывает на меня. Это что-то незначительное для большинства, потому что им не приходилось есть гнилые фрукты или проживать дни без чего-то большего, чем вода и объедки. Для них это такая мелочь. Для меня это огромная ракета-носитель уверенности, что я, Лили Андерсон, могу это сделать.
— Угадай, что я слышала, — говорит Шейн, когда мы выходим из гастронома.
— Что?
— Я слышала, как Стейси говорила по телефону и сказала, что если он не бросит свою жену, то она расскажет всем, что у них роман.
Моей первой реакцией было спросить «С кем она говорила?», но в момент, когда слова покидают мой рот, я немедленно отступаю: