Ставили пьесы также и у княгини Сапеги, жены канцлера. Однажды у них поставили оперу «Колония», и роли исполнялись княгиней Радзивилл, урождённой Пшечдецкой, часто приезжавшей к нам в Повонзки и обладавшей между прочим прекрасным голосом, затем моей матерью, господином Война, который впоследствии был послом в Риме, и артиллерийским генералом Брюлем.
Другой раз была поставлена «Андромаха». Роль Андромахи играла молодая княгиня Сангушко, только что вышедшая замуж; она была очень приятной и доброй, но немного легкомысленной и брала уроки у одной знаменитой парижской драматической актрисы. Роль Гермионы исполняла другая княжна Сангушко, впоследствии княгиня Нассау. Ореста играл князь Казимир Сапега, бывший потом маршалом Конфедерации 3 мая. Пира играл швейцарец, по имени Глэз, его доверенного — князь Каликст Понинский. Трагедия эта не произвела на меня никакого впечатления. Помню только, что князь Сапега был одет греком, а Глэз римлянином.
В Варшаве меня часто посылали к воеводе для присутствования при совершении его туалета, как было принято в то время. Когда я отправлялся к нему, меня напомаживали, напудривали, завивали; все это было очень неприятно моей матери, не любившей видеть меня в таком обезображенном виде. Однажды, в день праздника Тела Господня, я отправился к деду. Во дворе у него был устроен временный алтарь, обычно сооружаемый для процессии этого дня. Епископ Нарушевич, любимец воеводы, нес под балдахином Святые Дары. Воевода вышел на крыльцо и присутствовал при благословении Святыми Дарами.
Новый траур омрачил эти годы. Едва только мы стали оправляться от нашей первой тяжёлой утраты, как умер мой дед, и все удовольствия прекратились. Он был похоронен в церкви Святого Креста.
Смерть его вызвала всеобщее сожаление. В особенности горевала его дочь, княгиня Любомирская, которая, проживая в Варшаве, не покидала его до последней минуты. Князь Михаил и князь Август, воевода Рутении, были два брата, полвека игравшие большую роль в нашей стране.
Смерть князя Михаила, о которой я упомянул выше, была, по мнению всех, достойна человека его качеств. Я не уверен, однако, не играло ли тут некоторую роль его тщеславие. Он обратился с прощальным словом ко всем домашним и до последней минуты старался показать, что не испытывает ни страха, ни беспокойства.
Воевода же умер просто и естественно. Ежедневно, после обеда, он играл партию в «triset», игру, очень похожую на вист, которую играли всегда вчетвером. Обыкновенно приходил принимать в ней участие и папский нунций. До последней минуты князь оставался верен этой своей привычке и даже, уже очень ослабев, все же заставлял одевать себя, чтобы идти играть. В самый день смерти он, как всегда, поздоровался с епископом Аргетти, который был впоследствии кардиналом, и извинился, что немного опоздал. Так как у него уже начинало темнеть в глазах, то он спросил, почему не зажгли свеч, хотя зал и был освещен, как всегда.