Не выдержав, я указал ей на дверь.
Я нехотя добавил в свои записи обозначение Р4 и надеялся, что оно станет последним. Каждая новая личность мисс Р. нравилась мне меньше предыдущей – кроме, само собой, Бет, которая, несмотря на слабость и беспомощность, все же располагала к себе. В ту ночь, лежа без сна (даже у тех, чья совесть чиста, наступает возраст, когда сон больше не спешит на помощь утомленному разуму, и пусть я еще не старый, но часто подолгу не могу уснуть), я снова и снова, будто пытаясь разгадать шараду, перебирал в уме четырех девушек: Элизабет – апатичная, глупая, бессловесная, но почему-то самая стойкая из четырех; Бет – добрая и чуткая; Бетси – дикая и своенравная; Бесс – вульгарная и мелочная. Я понимал, что никто из них не может претендовать на роль настоящей, полноценной (все они были неполноценны по определению!) мисс Р. и одновременно не может считаться самозванкой. Мисс Р. вобрала в себя черты всех личностей, хотя, признаться, при мысли, что глупость Элизабет, слабость Бет, злоба Бетси и высокомерие Бесс соединятся в одном человеке, мне захотелось спрятаться под одеялом!
Я представлял себя (надеюсь, читателя не смутит такое сравнение) Франкенштейном со всеми материалами наготове, и мне снилось, будто я крою и сшиваю куски, пытаясь кое-как вырезать злобу Бетси и оставить то немногое, что в ней есть хорошего, пока три другие личности стоят рядом, ожидая своей очереди, и насмехаются надо мной.
На следующее утро, когда я сел за стол и разложил по порядку свои записи, из приемной послышался удивленный голос мисс Хартли, затем дверь распахнулась, и в кабинет, точно фурия, ворвалась Бетси, бледная и дрожащая.
– В чем дело, старый дурак? – крикнула она, даже не прикрыв дверь. – Выходит, ты выбрал эту мерзкую, надменную, холодную стерву[7], чтобы она нами командовала? Думаешь, я тебе позволю? Считаешь…
– Закройте, пожалуйста, дверь, – спокойно сказал я, – и следите за выражениями. Пусть вы не леди, но перед вами джентльмен.
Бетси засмеялась. То, что, разозлив меня, она навредила самой себе, нисколько ее не заботило. Клянусь, мне даже показалось, будто она хочет меня ударить. Она подошла к столу и, перегнувшись через край (какое счастье, подумал я, что стол массивный и она не может до меня добраться), заорала мне прямо в лицо:
– Псих! Что ты с нами делаешь?
– Моя дорогая Бетси, – умоляюще сказал я, – прошу, возьмите себя в руки. Мы не сможем ничего обсудить, пока вы в таком возбуждении.
Она немного успокоилась, хотя по-прежнему стояла вплотную к столу, с трясущимися руками и сверкающими глазами. Все еще опасаясь, что она бросится на меня, я медленно подался назад, к стене, и, стараясь не повышать голос, попросил Бетси сесть.