Кое-как поднявшись на ноги, я, все еще прижимая сломанную руку к груди, стал осматривать берег, на котором оказался. В предрассветном полумраке увидеть что-либо не представлялось возможным, но я очень старался, вышагивая по берегу в поисках хотя бы какого-нибудь укрытия от стылого ветра. То, что сейчас было лето, помогало не особо: я был мокрый до нитки, плюс неизвестно, сколько времени провалялся на земле без сознания.
Постепенно первый шок проходил, и за болью в потревоженном переломе начал ощущать, как горит лицо и шея. В момент взрыва я, самоуверенный дурак, наклонился над самым люком, и сейчас просто боялся трогать голову: там меня могло ожидать что угодно.
Долго моя разведка, впрочем, не продолжилась. Буквально через десяток шагов я запнулся о какой-то булыжник, который вероломно затаился в мелкой гальке и, упав лицом вниз на оную, отключился от очередной вспышки боли.
— … давай, помоги перевернуть!
— Да он же утонул…
— Какое утонул! Видишь, следы? Да и до воды десяток шагов! Его что, рыбы на плавниках сюда вынесли, по-твоему? Давай! Хватайся! Только аккуратно, кровь вижу…
Голоса доносились откуда-то издалека, но были определенно знакомыми. Две пары рук: большие и крепкие, и маленькие и тонкие, ухватили меня за корпус и плечи, после чего меня перевернули лицом вверх. Сквозь закрытые веки я почувствовал свет — значит, уже рассвело.
— Ой!.. — пискнул женский голосок, — он же…
— Да…
Я с трудом разлепил веки, на которых налипли мелкие песчинки, и уставился на помятых Орвиста и Санию.
— Что «да»? — сипло спросил я у виконта.
Губы потрескались от соли и грязи, да и говорить было тяжело. Манипуляции с моим телом потревожили сломанную руку, да и лицо ощущалось не лучше.
— Ну, как тебе сказать, Антон… Короче, прядь Пала тебя больше беспокоить не будет…
Я непонимающе посмотрел сначала на младшего де Гранжа, а потом и на арха-ту, которая была сейчас какая-то бледная, а в ее глазах стояли слезы.
— Вы чего?..
Оказалось, я сильно обгорел. Вся правая половина лица и часть шеи превратились в месиво, видимо, в последний момент я пытался отвернуться от волны огня, которая выбросила меня за борт. Глаз уцелел каким-то чудом, как и большая часть рта, но вот щека и почти треть головы серьезно оплавились, как будто меня окунули в кипящее масло. Брови и ресницы тоже сгорели, но волосы — дело наживное.
Мой первичный осмотр, когда я только пришел в сознание, оказался правдивым: у меня был открытый перелом руки. Когда Орвист разорвал рукав моей рубашки и увидел уже синеющую, отекшую конечность, то только грязно выругался, нисколько не стесняясь тихо сидящей рядом Сании. В глазах девушки попеременно плескались то паника, то ужас. Она была близка к состоянию ступора.