А о тех, кто остался в степи, в лесу, на дороге или в бурной реке, мы не знаем. Еще одна костяшка, скинутая со счетов тощим пальцем Крысолова. Скоро он перекидает нас всех… Пусть он призрак, существующий только в моем воображении. Он больше не снился мне ни разу за эти девять лет. Существующий или нет, он и так собирает жатву.
В этом году весна началась рано, перелетных птиц особенно много. Они летят над городом, уже не боясь людей. Их не стреляют из ружья, молчат автомобили, не дымят заводские трубы.
Кто-то на соседней улице по вечерам вытаскивает гитару, перебирает струны неумелыми — а может, просто потерявшими гибкость пальцами, наигрывая всегда один и тот же мотив:
Настанет день, и в журавлиной стае
Я поплыву в такой же сизой мгле…
Журавлей много в последние годы. Природа восстанавливается одновременно с угасанием человеческого рода. Кто знает, может и правда души ушедших перерождаются в птицах?
Медленно разрушаются здания. Нет ни сил, ни средств ремонтировать их по-настоящему. Город, основанный Елизаветой, обращается в прах.
Не могу больше читать исторические книги. Они проходят мимо: казаки, плывущие по Дону на легких стругах, орды Чингисхана, войско Донского, спешащее к Куликову полю, полудикие кривичи, сарматская конница, Жанна Д’Арк, скачущая к Орлеану. Рабы Египта, строящие пирамиды, Наполеон на Эльбе. Солдаты Кортеса, майя и ацтеки. Балы в Версале, триумфы в Риме. Крысолов перелистывает страницы в книге истории и с силой захлопывает ее. Те, кто мог бы помнить и знать былое величие человечества, умирают один за другим, скоро не останется никого.
Высоко над землей кричат журавли…
Сегодня разоткровенничался о журавлях с нашей старшей по общежитию (естественно, этот титул у нее неофициальный) Любой. Ее еще почему-то называют Любасиком. Наверное, за активность, на месте она не сидит, хотя ей хорошо под семьдесят. Как она сама говорит:
— Жить надо так, чтобы смерть не застала тебя дома, и потом за тобой гонялась, пока ей не надоест.
Мы вместе копали огород, меня чего-то понесло на сентиментальность, я понес пургу про то, что мир без людей — это мир без насилия. Любасик сначала кивала, а потом с довольно ехидной улыбочкой показала на выскочившую из какого-то убежища кошку Маруську, общую любимицу:
— Видал?
— Что?
— Что у нее подбородок в перьях. А журавли разве миротворцы? Лягушки с тобой не согласятся.
Сентиментальный настрой был сбит.
Любасик дама практичная, все пыталась меня с кем-то познакомить. Рассказывала о разных кандидатурах, я ей всякий раз отвечал, что женат. Она отвечала: