— Да, я знаю, — вздохнула Лиза, изучая неразборчивые каракули, начертанные рукой медика, которые способен понять только медик, и то не всегда. — Это же и гормональное тоже, а нас у всех после ратоньеры гормоны никакие. Только это значит, что и рана теперь заживать будет плохо.
— Ерунда это, Лиз, ерунда, по сравнению с тем, что… — Максим одернул ее грубоватым тоном, и тут же сам почувствовал вину. Вроде бы положение больного и давало ему индульгенцию на любые срывы, но на Лизу срываться было совсем скверно, и из-за смерти Кирилла она переживала не меньше. — В общем, у меня же ничего страшного.
— Восемь молей у тебя сахар. Теперь как воздух нужна диета, — сказала Лиза, отворачиваясь к окну. — Какой тут сад, весь в цвету. У нас между корпусов тоже были яблони, но они заглохли, а тут просто листьев за цветами не видно. Весной на могиле быстро цветы вырастут…
Она всхлипнула, вытерла глаза и заговорила дальше обычным голосом:
— Иван сказал, за телом получится выехать уже завтра. Сегодня на побережье планируют, где координаты… Там получается место указано прямо посреди моря. Неужели там какая-то ошибка?
В дверь вошла та самая ведьма со спицей вместо носа и сразу заняла собой всю палату. На Лизино «здрасьте» даже не обернулась, только поджала еще сильнее тонкие губы, подошла к капельнице, начала переставлять трубку в новый резервуар.
— Там же еще немного есть! — Лизины возражения ведьма игнорировала так же, как и приветствие. Она вообще крайне редко подавала свой скрипучий бесцветный голос. Проверила, поступает ли жидкость, поглядела на Лизу, как на пустое место (та забормотала, что вообще-то тоже врач, но быстро стушевалась) и вышла, отстукивая каблуками так, будто войну объявляла. Дверь прикрыла, но не защелкнула, от хлопка та снова распахнулась. В коридоре шумели, раздавались голоса, жалобы, чей-то плач, кто-то сварливо ругался, — обычная больничная жизнь.
— Какая-то она неприветливая, — почти жалобно сказала Лиза, закрывая дверь. — Там амоксиклава еще чуть осталось.
— Чуть не влияет, наверное. Может, она торопилась.
— Может, потому, что мы нездешние? Типа нахлебники, — она горестно вздохнула. — Я когда по талону, который мне Иван выдал, за перевязочными ходила, в аптеке дедка видела, тоже придрался. Что бинтов не напасешься на всех. Я говорю, их как раз до недавнего времени точно производили, у них неужели нет? А он мне — как будто вы врач. Я — да, врач. Репродуктолог. А он с такой ненавистью — много сделала ваша репродуктология.
— Но ведь бинты дал? Так что не стоит из-за этого расстраиваться.