Реквием. Максим сам не понял, как узнал мелодию, которую слышал один раз, и то давно. Но тогда просто запись проигрывали по радио, а сейчас сложнейшее произведение исполнял всего один музыкальный инструмент. То была дудка.
Торжественные мощные рулады ослабели, им на смену пришли робкие, задыхающиеся переливы. Максим поднялся с кровати, ухватившись здоровой рукой за стойку капельницы, и едва не упал. А музыка снова бурлила, дудка свистела и неистовствовала, перемежая нарастающие мелодичные ноты короткими, резкими звуками.
Дверь распахнулась сама, у вошедшего руки были заняты дудкой, и точно так же он не замыкал дверь за собой, она захлопнулась сама по себе. Мелодия свистела, вопила, оглушала. За мрачными аккордами, полными беспредельной тоски, следовали робкие, всхлипывающие ноты.
Крысолов остановился у окна. При свете дня он казался менее реальным, чем когда-либо. Зеленая рубаха, слишком просторная для тощего тела, желтые костистые руки, держащие дудку, шапочка с пером на соломенных волосах, черные провалы глазниц без единого проблеска света не могли существовать на самом деле. Этого не может быть. Сон. Бред. Галлюцинация.
Музыка оборвалась внезапно резким, захлебывающимся свистом. По ушам ударила тишина. Тощая фигура повернулась к окну, зеленая рубаха на глазах вытянулась в черный балахон, длинные спутанные волосы вывалились из-под капюшона, голые белые фаланги пальцев перехватили рукоять косы.
— Тебя нет! — выкрикнул Максим. — Ты мне снишься!
От окна снова повернулся Крысолов. В его пустых глазах ничего прочитать было нельзя, но в усмешке тонких губ явно чувствовалось злорадство. Крысолов поднял руку, указывая на небо, и вдруг отрывистым быстрым движением опустил ладонь вниз.
— Ты что? Ты что хочешь…
В крохотной палате уже больше не было никого. Руки тряслись так, что Максим еле нашарил телефон, потом не мог набрать номер Лизы, потом… «Абонент недоступен», — высветилось на экране. Нет, не может быть, просто зона покрытия не берет! Максим попытался вырвать трубку капельницы, но катетер был вставлен в вену здоровой руки, а больная все еще не слушалась.
Он шагнул к двери, перехватив стойку капельницы под мышку, споткнулся о торчавшую из-под кровати утку, едва не упал. «Предусмотрительно, черт!». В коридоре было на удивление мало народу, и вообще не видно персонала. Редкие больные шарахались от странного всклокоченного человека с капельницей наперевес. Максима при ходьбе пошатывало, он свернул за угол, оступился, с грохотом выронил свою ношу. В локте уколола острая боль — вывалился катетер.