— Помру лет через пятьдесят где-нибудь в Греции, песком занесет и ладно.
А если на плите высечь то изречение про спартанцев: «Путник, поведай ты гражданам Лакедемона, что, их заветам верны, мертвые здесь мы лежим». Пойдут ли местные навстречу — он же и впрямь пока ни оплатить, ни предложить взамен равноценной услуги не сможет. Разве что заняться нанесением букв самому. В принципе, это несложно.
Заглянула снова ведьма, с ненавистью процедила:
— Обед. Вас просили предупредить отдельно.
Ответного «спасибо» она не услышала — исчезла за дверью быстрее, чем Максим даже голову в ее сторону повернул. Он с минуту поразмыслил, стоит ли кричать и просить принести порцию в палату, или не особо-то он и голоден. Диабетикам нельзя пропускать прием пищи, или это язвенникам? Можно было дотянуться до телефона и проверить это в сети, но заряд стоило поберечь, сколько его там осталось, и когда еще будет возможность его зарядить. Розетку на стене предусмотрительно закрыли дранкой, заклеили скотчем, сверху прикрепили лист, где было от руки написано: «Кипятильниками и электробритвой не пользоваться!!! Телефон не заряжать!!!» — аж с тремя восклицательными знаками для пущей убедительности. Впрочем, если бы Максим вздумал наплевать на запреты, зарядного устройства у него все равно не было, да и электричество, как предупредили, в палаты давали только по вечерам, берегли для операционных.
Сейчас был день, до заката времени оставалось много. Он хотел было попробовать встать и выбраться в коридор, поспрашивать других пациентов о здешних распорядках, но из руки по-прежнему торчала игла, соединенная с трубкой капельницы. Накатила страшная слабость. Черт, сколько же он еще будет беспомощной обузой? Если бы не рана, летел бы сейчас над морем… хорошо, Лизу уговорил отправиться. Она отвлечется от мрачных мыслей, почувствует себя при деле, может, ничего не получится, но хоть какое-то время она будет счастлива. А потом? Он запретил себе мечтать, чтобы не разочаровываться, но Лиза крушения надежд не перенесет. Все должно быть хорошо. Все непременно будет хорошо…
Электричество здесь все же было — снаружи играла еле слышная мелодия, определенно классическая музыка. Она не перекрывала общий больничный шум, но слышалась все же явственно. Неужели с улицы у кого-то из машины? Двадцать лет назад еще подобное случалось, а сейчас такого легкомыслия люди себе не позволяют.
Музыка стала громче. Она доносилась из коридора, и вроде как приближалась. Мелодия звучала спокойно и размеренно, но не усыпляла, а, наоборот, согнала остатки дремоты. Что-то знакомое послышалось в нарастающих скорбных аккордах. Вместе с музыкой усилилась непонятная тревога, может, там похороны, вот и играет…