Ложью было сказать, что Сомс не ценил этих летучих субстанций — напротив, ценил слишком высоко. Он только не понимал, как кто-то умудряется строить на столь зыбкой основе свою жизнь. Это все равно, что пройти по лунной дорожке по волнам, как в той преглупой романтичной книжонке, что он прочел как-то тайком.
Первостатейный бред. И все же были люди, которые жили в нем, как сильфиды в эфире.
Сомс внезапно то ли услышал шорох, то ли просто почувствовал чье-то присутствие и вскинул голову. В дверях музыкальной комнаты стояла Ирэн. Сомс закаменел, осознавая, каким глупцом выставил себя перед ней. Что за блажь, усаживаться за рояль?
Но Ирэн улыбнулась ему. Утренний свет так падал на ее прелестное лицо, что казалось, она улыбалась с нежностью.
Она вошла в комнату и подошла к роялю. Сомс поспешно вскочил.
— Вчера приходил доктор Льюис, — задумчиво проговорила Ирэн. — Он сказал, что у нас будет ребенок.
Сомс покачнулся, уцепился за рояль. Забавно, сколь легка и эфемерна была музыка, порождаемая столь твердым и громоздким инструментом… Комната кружилась вокруг Сомса, весь его мир накренился и задрожал, как экипаж, выбирающийся из старой колеи, чтобы въехать на новую дорогу.
— Сомс… — Ирэн встревоженно подошла ближе, достала носовой платок. — У тебя кровь.
Сомс рассеянно промокнул под носом, пачкая белую ткань алым, и, преодолев расстояние между ними, сжал Ирэн в объятиях. И она — прекрасная, как статуя, но теплая и живая — не отстранилась.
hangingfire
Портрет неизвестного джентльмена
Во всяком искусстве есть то, что лежит на поверхности, и символ.
Кто пытается проникнуть глубже поверхности, тот идет на риск.
И кто раскрывает символ, идет на риск.
«Портрет Дориана Грея», Оскар Уайльд. Вард, Локк и Ко, 1891 г.
В дневниках Уоттона по крайней мере частично поясняется, почему он не стал продолжать дело о клевете против Уайльда. Иначе ему, без сомнения, пришлось бы разделить судьбу драматурга, решившегося судиться с маркизом Квинсберри. Но остались и другие тайны, например, судьба Бэзила Холлуорда, который еще десяток лет после своего исчезновения, словно призрак, появлялся в различных сплетнях и слухах. Кроме того, существует еще мистер Г., чье имя по неизвестной причине было старательно вымарано из всех дневников и писем — вероятно, самим Уоттоном.
«Дом в Алжире: Лорд Генри Уоттон и гомосексуальная идентичность викторианской аристократии», д-р Изобель Уоттон, Издательство университета Райса, 2050 г.
Аукцион произведений искусства не был для Изобель Уоттон привычной средой обитания; она чувствовала себя неловко среди американских кинозвезд, китайских, русских олигархов и последних представителей британской аристократии, которые пожинали плоды давних вложений своих предприимчивых предков, сумевших мудро распорядиться состояниями. Она подумала, что это и есть аромат больших денег: смесь амбры, табака, шампанского, винограда, старой бумаги и лаванды. Американские деньги пахли холоднее и резче, бензином и сталью. Изобель хорошо помнила этот аромат по фандрайзерам из американского университета, где преподавала — это был маленький частный институт в Техасе — старый как мир запах денег возвращал ее в детство: благоухающее сандалом и Мицуоко официальное сари матери, пиджак отца, пропитанный ароматами габардина и сигарет «Данхилл».