Пути и перепутья (Авторов) - страница 222

Ее пальцы пробежали по руке Павлыша. И она сказала, чуть обернувшись к экранам:

— Знаете, у меня есть еще один фильм. Про еще одного человека с Земли-894, который устроил инцидент наподобие вашего, только с более катастрофическими последствиями, на планете Саракш. Подслащу вам пилюлю: в нашем с вами слое пирога она самоуничтожилась.

— Это месть, Луэрмин-Нома? — спросил Павлыш рассеянно.

— Это моя работа, — покачала головой сферида. — Но если вы не захотите смотреть, я пойму.

— Нет. Пожалуй, давайте посмотрим. Помните, что я говорил вам про любопытство?

— Вы безумец.

И впервые за вечер Павлыш ничего не возразил ей, потому что склонен был согласиться.

Кроссовер «Львов Эльдорадо» с «Жуком в муравейнике».

…А потом Майя сказала мне: «Ты ведь не человек, Лев».

Она сказала это — и засмеялась в ладошку, как будто была девчонка и вместе со взрослыми придумала веселую шутку, которую со мной и разыграла.

Она добавила, все еще закрывая рот рукой, отчего голос ее звучал чуть невнятно:

«Ну как можно было не понять, что я говорю по указке? У меня целая толстая тетрадь с легендой о тебе, я всю ее выучила и всю ее тебе пересказала. А на самом деле никакого общего детства у нас не было. Я тебя не знала. Просто участвовала в эксперименте с твоей ложной памятью».

Я не стал спрашивать ее, зачем. Я не вспомнил слова «зачем», я вообще забыл все слова. Кому-то нужно было, чтобы я помнил Майю тоненькой дикой девочкой с невыносимой улыбкой, спрятанной в уголках сжатых губ. Девочкой-лезвием: можно согнуть, а если перевернуть острием, то войдет тебе в руку, как в масло. С кем-то она и была, должно быть, такой. С кем-то, но не со мной.

— Дрянь, — сказал я Майе, хотя имел в виду не ее. — Просто дрянь.

Я бы ударил, если бы между нами по-прежнему была тонкая, туго натянутая нитка общей памяти, родства. Но ничего не было, и мне больше не хотелось к ней прикасаться.

Я ушел, а она осталась смеяться в ладонь.

Мне хотелось бы, чтобы она сгрызла эту ладонь до кости. Но она, наверное, сразу после моего ухода налила себе чаю и вернулась к недочитанной книге.

Какое дело ей было до Льва Абалкина, андроида, которого так весело разыграли все эти живые женщины и мужчины? И у которого отобрали все, даже его память?

Сташинек Игрищев смертельно устал.

Он был похож на скелет, обтянутый кожей, с ввалившимися щеками. Сидел в кожаном кресле, положив руки на колени, и напоминал изваяние в египетской гробнице: деревянная поза и полный осуждения взгляд, обращенный к живым… Впрочем, он вовсе не умирал, если его медицинские карты не лгали. Просто умотался, как собака.