Пути и перепутья (Авторов) - страница 9

И, повернувшись спиной к Дункану, Байрон, что-то бормоча себе под нос, сделал ещё несколько шагов.

— Эй, — окликнул его Маклауд.

— Чего тебе? — оглянулся поэт.

— Дарий и мой друг тоже. Настоящий друг.

— Хм, — нахмурил поэт брови.

Теперь настал черёд Дункана преодолевать опасную черту.

— Ты понял? — спросил он, подойдя к поэту на расстояние одного короткого удара меча.

— Кажется, да, — кивнул Байрон, переводя дух.

— Знаешь, когда я разговаривал с Дарием о тебе, он тоже всё время твердил о каком-то сходстве и родстве между нами. Признаться, я плохо его слушал, потому что слишком сильно в тот момент ненавидел тебя.

— Та же ерунда, — вздохнул Байрон. — А всё оказалось просто и… изящно. В духе великого Дария.

— Согласен.

— Если мы начнём поединок, то наша ненависть обязательно найдёт удовлетворение: один из нас потеряет голову. А Дарий навсегда лишится друга.

— Самого настоящего друга. И он будет скорбеть.

Потенциальные враги и явные антиподы в этот момент, как по команде, пристыжено опустили головы.

* * *

Первым пришёл в себя Байрон. Он не постеснялся приобнять своего несостоявшегося соперника.

— Предлагаю продолжить разговор в ближайшем баре. Кажется, только что наступил тот самый момент, когда назрела крайняя необходимость прочистить горло…

— … виски.

— Само собой. Но непременно шотландским. Я настаиваю.

Часть четвёртая. Эпилог

— Поправь меня, Док, если я ошибаюсь, но я смотрю на тебя и вижу: ты совсем не рад нашей встрече.

— Может, я просто не ожидал тебя увидеть на барже Маклауда. А где, кстати, сам Маклауд?

Митос отвёл глаза в сторону, а Байрон подумал, насколько же жалкой выглядит эта их встреча.

Впрочем, сейчас ни один из старинных приятелей, неожиданным образом столкнувшихся в речном жилище Горца, не выглядел удивлённым.

— Маклауд?

Митос видел перед собой знакомое, но уже чужое лицо. Полузабытый друг, случайная встреча с которым вроде как не вызвала никаких особых чувств.

Это было так нормально и так обыденно, что Митос почувствовал, как заскрежетали его зубы. Это была не досада и не отголоски боли или душевной бури. Не трепет каких-то неведомых сердечных струн. Ничего такого, лишь факты, которые необходимо было принять.

Бывший хороший, если не лучший, друг никогда не станет тем приятелем, с которым можно сходить в бар к Джо и пропустить там стаканчик-другой, убив пару часов жизни на старые воспоминания. Когда накал дружбы падает, тонет в песках прожитых лет, всегда возникает замешательство, а потом и жгучее неудобство. Приветствие произносится с картонной улыбкой, слова цедятся сквозь зубы. Почти сразу ощущается острейшее желание немедленно изгнать из сердца того, кого однажды туда впустил. Но просто так не прогонишь, там навсегда остались его следы — остывшие и никому не интересные.