— Ладно, друг. Я знаю о Ричи Райане. И поэтому позвонил. Мне жаль, друг. Что с…
— Это не твое дело. Ты хотел сказать что-то еще?
— Тебе не стоит после всего этого оставаться одному. То, что у вас там происходит — очень опасно. Слухи ползут быстро, пойми, у меня есть друг, историк, он живет в Париже… Из того, что он слышал… Слушай, я все решил. Я еду к вам.
— О, да… Знаешь, прости, но на мою голову вполне хватает одного свихнувшегося шотландца. Не добавляй второго. И да, передай Доусону, что если он еще раз…
— Я тебя понял. Спокойной ночи.
Сам? А что мы можем поодиночке? Знаешь, мы похожи сильнее, чем ты думаешь. Ты не можешь быть рядом с кем-то, не хочешь привязываться, потому что слишком любишь свою свободу. И когда она под угрозой, ты как ураган сметаешь все. А я… Я сжигаю все, что люблю. Потому что ненавижу эту самую свободу. Но корень… Он один. Материя и антиматерия… Помнишь? Вспоминай.
«Здравствуйте, вы позвонили Адаму Пирсону. Меня сейчас нет дома, но вы можете оставить свое сообщение после сигнала, и я с удовольствием вам перезвоню…»
— Здравствуй, Док. Ты просил не звонить из-за ерунды, поэтому говорю сразу по делу. До Джо я не дозвонился. Я не видел Маклауда с его последнего приезда в Лондон. Я взял на себя смелость… Просто, друг, мне звонил Доусон и у него был такой голос… Он не знает, что предпринять. Тем более, если уж он позвонил мне. Он меня ненавидит, и я… Я его понимаю. Ладно, к делу. Я был в Гленфиннане. Я знаю те места и подумал, что, может быть, у меня получится его найти. Его там нет уже два месяца, Док. Но я хотел сказать не это.
Я понимаю, вы переживаете. Вы были уверены, что он опять уедет на пару месяцев, на полгода, может быть. Вернется — и все будет как раньше. Но это не так. Он не вернется. Ни сегодня, ни завтра, ни еще через полгода. Возможно, никогда. Мы — одиночки. Ты был прав. Всегда был прав. Мы ведь когда-то пробовали. Помнишь Флоренцию? Париж? Конец всегда один. Чей-то меч у чьей-то шеи. Бессмертные не могут быть рядом друг с другом. И своей реакцией на мои звонки… Ты сам этого не знал, но ты лучше, чем кто-либо, дал мне это понять. Так вот. Маклауд за последние два года пережил слишком много. И во многом из-за того, что он не верил в то, о чем я говорю. Мы путаем пути друг друга. Вмешиваемся в чужие беды. Дай ему идти своим путем. Если он захочет, если решит, что вы ему ценнее, чем жизнь, чем покой… Он вернется. Он — не ты, так что в этом я уверен. Будь счастлив, Док. И спасибо. Маклауду. Он дал мне кое-что понять.
Материя и антиматерия — это две физические сущности, абсолютно противоположные друг другу. Уничтожающие друг друга, к слову. Ты думал, я боюсь, что ты меня уничтожишь? Я говорил об этом сам. Много. Очень много раз. Так долго, что сам поверил. Но все иначе. Это я могу тебя уничтожить. Тебя, Мака, вас всех. Ты говоришь, что Бессмертные не могут быть рядом. Могут. Но без меня. Ты когда-нибудь думал, что творится в душе, которой пять тысяч лет? О, подумай, на досуге. Я — бомба замедленного действия. Говоришь, огонь и воздух? Да. И я не хочу, чтобы ты с моей помощью сжигал свою жизнь дальше.