– А он спасателем работал, на Кавказе. На Чегете. Ему не верит никто, потому что врёт много. А я верю. Он мне про лыжи столько всего рассказал!
– Он рассказал, а я показал, теперь всех обгонишь в группе. И уставать не будешь. Не пыхти, мы пришли уже.
Лера отстегнула крепления. Без лыж ногам стало легко, просто замечательно.
– Вань, я обратно не дойду. Может, тут автобус ходит? Или…
– Тут ничего не ходит, дорога тупиковая, к лагерю. А автобус в другой стороне, где дачи. Далеко. Я тебя на санках отвезу. Хочешь?
Лера хотела. Она устала, в ногах появилась противная слабость, и жалко было Ивана, которому придётся везти её три километра на санках. Она даже удивилась: впервые в жизни ей кого-то жалко.
– Я привычный. С бойни мясо вожу, когда головы, когда передок, а когда и полтуши. Ты меньше весишь, чем свинья. Довезу.
Лере никто ещё не говорил, что она весит меньше, чем свинья. Комплимент, однако. Другому бы такого не простила, а Ивану прощала, у него выходило не обидно. И улыбка добрая. И глаз с неё не сводит.
Иван смотрел не так как другие: без оценки, с обожанием в глазах. Лере нравилось, как он смотрит. Нравилось как хлопотала вокруг неё Марита, усаживала гостью поближе к печке на низенькую скамеечку, приговаривая: «Ты ноги-то вытяни к огню, небось, заколели». Разглядывала Лерину куртку, ощупывала, восторгалась:
– Это где ж такие продают?
– Да я не помню, по случаю купила, – отзывалась Лера, которая отлично помнила, что купила куртку в Греции, куда «Кремлёвский балет» летал на гастроли. Давно.
Ещё ей нравились пирожки. Вкусные, начинка сочная, специй многовато, можно бы поменьше… Многовато.
Пирожки с требухой, с мясным фаршем и с печенью Марита продавала на дачах, с требухой отдавала дешевле, с печенью стоили дороже. Их покупали охотно – сдобренные специями, жаренные в кипящем масле, в большом котле, найденном Иваном на лагерной кухне.
«Возьми пирожка-то, скушай хоть парочку. Корочка хрустящая, тесто пышное, воздушное, начинка во рту тает» – выпевала-выговаривала Марита, угощая Леру. Один, пожалуй, можно съесть, после Ивановой неслабой тренировки. А рука сама тянулась к миске, полной пухлых румяных пирожков.
Они неплохо устроились, лениво думала Лера.
Они неплохо устроились. Вещи сбывали на блошиных рынках, которых много, и на всех продают старьё. А у Мариты костюмы лыжные, красивые, куртки новые почти, анораки фирменные.
Лыжные ботинки тоже можно бы продать, да приметные больно. Да и покупателей обыщешься. Ботинки жгли в костре. Кишок на бойне – бери не хочу. Иван и брал. Кишки набивали фаршем, который Марита крутила на промышленной электрической мясорубке «FAMA», позаимствованной Мунтянами в кухонном блоке (второе разбитое окно, которое видел Гордеев). Одной оказалось мало, и Иван припёр вторую, не сомневаясь в безнаказанности содеянного: не украл, на время взял, да и спрашивать не с кого будет, долго здесь оставаться опасно. Вышак отменили, зато пожизненку оставили, будут с Марюткой супчик из килек хлебать. Суп Иван любил наваристый, с мясом.