– Да, вот так, Малыш, прогнись сильнее, покажи свою киску, – говорил он мне прямо во влагалище, обдавая горячим кипятком дыхания. Его руки уже рвали трусы, схватили мою задницу.
Он буквально окунулся в мой горячий оазис и пил из него так долго и так смачно, слизывая языком буквально все, что меня разом заколбасило, затрясло, а те самые ливни, стали горячими струями бить по нервным окончаниям.
Я мычала, стонала, чувствуя, как от приближения мощного оргазма темнеет в глазах, а сердце тело рвется ввысь.
Язык такой влажный, обжигающий жарил клитор, надавливал, вторгался внутрь, поражая, ошеломляя. Макар словно знал, где и как нужно жалить, словно делал это со мной много-много раз.
Так хочется, чтобы сделал снова. И снова. И снова. Лизал, всасывал, теребил клитор кончиком.
Мне не хватало какой.
то доли, чтобы по моему телу как по струнам заиграла удовольствие.
Макар освободил из тесного плена рук мои бедра, но лишь за тем, чтобы взяться за косу одну, а второй схватить меня за грудь, бесстыдно массируя ее, оттягивая соски.
– О, Боже, – сдавленно шепчу я и все….
Это, кажется, заставило вмиг взорваться все лампочки на панели моего самообладания. Я закричала, чувствуя, как по телу бьет сильнейший ток, как в голове взрывается вспышкой экстаз, как внизу живота вспыхивает настоящее, неугасаемое пламя.
Туман заволок глаза, и я почти не соображаю, пока Макар чиркает ширинкой и резко, почти грубо переворачивает меня на спину, широко раздвигая ноги.
Его член уже смотрит вверх, большой, прямой, точно такой же, как взгляд, которым по моему телу скользит Макар.
Грудь из платья вылезла, платье поднято наверх, а колготки и трусы просто порваны. Если когда-нибудь я подумаю о грязи и разврате. Эта картинка встанет перед моими глазами первой.
Макар хочет. Хочет так, что его тело дрожит, а я понимаю, что сейчас самое время включить полную дуру и дать понять, что если член как кол. Значит, что-то, он всегда найдет свою ямку.
Макар с грозным рыком воина прицелился и даже приставил головку к вспухшим, и мокрым губам. Немного поводил, подготавливал. И уже взглянул в глаза, готовый, пронзить меня до самого естества, как вдруг я набираю в легкие воздуха и кричу.
Очень громко, очень наигранно. Но Макар поверил. Отпрянул, испуганно раскрыв глаза, и больно ударился с головой о потолок машины.
– Ты чего орешь?!
– Живот! У меня болит живот! – кричу я и для пущей убедительности пускаю слезу и опускаю на плоский животик руки.
– Так, ладно, – после небольшой паузы говорит он, и чтобы застегнуть джинсы поднимает голову. И тут же ударяется об потолок. Снова.