Рита достала из сумки блокнот и торопливо записала, что нужно привезти. Её внимание привлекла пробегавшая мимо девушка – она уже не в первый раз пробегала мимо них с Женькой – босая, с чёрными от мокрой земли ногами.
– Ой, чего это она – босиком? Ноги грязные, в земле все. Жень! – дёрнула она за рукав тётку. – Она помешанная, да? Спортсменкой себя воображает? Смотри, смотри, руки в локтях согнула, бежит как на соревнованиях на длинную дистанцию!
– Да какая помешанная! – рассмеялась Женька. – Спортсменка и есть. А сюда попала, потому что мигрени у неё начались от нагрузок таких. Как прихватит – на неё смотреть жалко! Лежит и от боли стонет, и просит – тёть Жень, полотенце мне дай, я лицо закрою, от света больно невозможно, может под полотенцем не так болеть будет.
Несчастье какое! Ей девятнадцать всего, а так мучается. Спать не может, ей на ночь снотворное колют… В столовке – то не ест, это не есть, говорит, нельзя, диета. Рит, ты яблочек привези побольше, она хоть яблочек поест. И галет несладких привези, ей не носит никто, родня у неё далеко. Она на базе спортивной живет. Рассказывала, родители её десятилетнюю привезли и оставили, с тренером она тут… Нешто им дитя своё не жалко – на такую жизнь отдали! Тренеру что, сам небось здоровый, а девчонку довёл, не пьёт, не ест, от боли загибается. Витамины колют ей, чтоб совсем не загнулась. А бегает, чтобы форму не потерять. А что ноги грязные – так дорожки из шланга поливали, они не высохли ещё. Она как набегается, в душевую идёт, моется. Её в четверг выписывают уже, – огорошила Женька Риту.
– Так ты поговори с врачом-то. Может и меня выпишут, надоело мне здесь «отдыхать»…
Рита сидела в уютном кабинете, утопающем в кудрявых традесканциях и пышных разноцветных геранях, и стискивала пальцы, боясь, что не выдержит и расплачется прямо здесь, у врача…
Врач посмотрела на её пальцы, кивнула понимающе. И развела руками в красноречивом жесте:
– Вы меня понимаете? Вы же видели её состояние, общались с ней. До неё не достучаться, замкнулась в своем мире, закрылась наглухо. Держится пока, но боюсь, долго она не выдержит, в интернат придется отправить. А помочь мы – увы! – ничем не можем, мы же не боги. Тяжелейшая депрессия и мания преследования. Она даже к вам в сад выйти боялась, еле уговорили!
Так вот почему Женька так долго к ней не выходила! Вот почему – оглядывалась, когда они присели на скамейку, озиралась испуганно, говорила шёпотом, хотя к ним никто не подходил, – Женька остерегалась колдуньи!
Рита хотела сказать врачу, что манией преследования Женька не страдает, просто у неё пунктик – насчёт колдовства и чернокнижия. Рассказать о якобы наложенном на неё заклятье, обо всех выпавших на Женькину долю бедах и несчастьях… И поняла вдруг, что её двоюродная тётка по-настоящему больна. С тех самых пор, когда выдумывала небывальщину о своей матери, обвиняя её в колдовстве и всерьёз считая ведьмой (впрочем, в Деулине ведьмой Антониду называли все). А ведь она и в самом деле сошла с ума! – ахнула Рита.