Ночь темная, безлунная. Внизу — никаких признаков жизни, хоть бы единый огонек вспыхнул. Впрочем, даже в такой темноте просматривается слева железнодорожное полотно, вдоль которого мы идем.
Прошли Бахчисарай, впереди — затемненный Симферополь. И вдруг по нашему курсу, чуть левее, ослепительный свет.
— Смотри, наши «фонари» повесили, — говорю Астахову.
— Порядок! — отвечает он. — Основательно подсвечивают.
Так и было задумано: послать вперед самолет с САБами[2], чтобы облегчить прицельное бомбометание остальным и помешать работе вражеских прожектористов и зенитчиков.
Астахов «лезет» все выше и выше. Теперь ориентироваться легче. Через минуту-другую на аэродроме вспыхнули первые разрывы.
Чем ниже опускались на парашютах осветительные бомбы, тем меньше становилась освещаемая ими площадь, она словно сжималась под натиском темноты. Зато участились серии взрывов на земле. Уже пылало несколько костров — горели вражеские самолеты. Щупальцы прожекторов судорожно шарили по небу, вспыхивали на разных высотах разрывы зенитных снарядов, видимо, били по шуму моторов или ставили заградительную «стенку».
Я нырнул в кабину, глянул на приборы: высота три семьсот, до расчетного времени бомбометания десять минут.
«Молодец, Коля, — с благодарностью подумал об Астахове, — точненько все выдержал».
Наступил самый ответственный момент. Ночью пользоваться оптическим прицелом для бомбометания нельзя, поэтому на наружной стороне борта самолета установлен визуальный угломер, по которому штурман определяет необходимый угол сбрасывания бомб, в зависимости от высоты полета и скорости машины (эти углы рассчитываются заранее). У меня был установлен угол на высоту три пятьсот. Астахов забрался немного выше, чтобы заходить на цель с небольшим снижением — это собьет расчеты зенитчиков даже в том случае, если нас поймают прожектористы. Но над целью высота должна быть точно три пятьсот, причем в горизонтальном полете, иначе бомбы пойдут мимо.
Внимательно слежу за землей. Уже отчетливо видна взлетная полоса, рулежные дорожки вражеского аэродрома…
— Разворот! — подаю команду.
Астахов кладет машину в крутой левый вираж. Взлетная полоса быстро ползет вправо, к носу самолета. Поднимаю руку, и Астахов резко вырывает машину из виража. Припадаю к угломеру. Цель сползает влево, под самолет, значит, нас сносит вправо. Показываю Астахову рукой: доверни влево! Он точно исполняет команду. Теперь цель идет точно по линии угломера. Все ближе и ближе к расчетному углу. Гулко лопается где-то рядом зенитный снаряд, потом другой, противно шаркнул по крылу луч прожектора, но не зацепился, проскочил, потом спохватился — заметался по небу, ищет…