А через несколько дней погиб генерал Токарев — командир 1-й минно-торпедной дивизии. Воздушная разведка у берегов Евпатории обнаружила конвой — транспорт в сопровождении сторожевых кораблей. Именно в этом месте несколько месяцев назад летчики Токарева потопили «летучего голландца». На этот раз операция прошла менее удачно. Первой группе торпедоносцев, вылетевших, по сигналу разведчика, потопить транспорт не удалось, и командир дивизии решил возглавить вторую девятку сам. Несмотря на жесточайший артиллерийский огонь, он дерзко атаковал транспорт, с близкого расстояния послал торпеду точно в цель, но был тяжело ранен, самолет загорелся. Пылающую машину генерал направил к берегу…
Тяжелые это были утраты.
* * *
Вскоре нам сообщили: на Мысхако прилетает 1-я эскадрилья нашего полка во главе с Василием Мординым, а нашу эскадрилью перебрасывают не то в Птаховку, не то в Скадовск, в общем, на юг Украины, поближе к Севастополю и Одессе, зато подальше от базы обеспечения, от близких и знакомых.
Дела на фронте шли отлично. Никопольский плацдарм за несколько дней ликвидирован. Окружен враг и севернее Звенигорода. А самая большая радость — освобождение от блокады любимого Ленинграда: пришло сообщение, что наши уже в городе Луге.
Ждали радостных перемен и на крымском фронте. Не зря же перебрасывают в тыл Крымского полуострова. И вдруг 13 марта — черный день в жизни нашей части, о котором и сейчас не могу вспомнить без содрогания.
Я не верю в приметы: в черных кошек, в невезучее число «тринадцать» и прочие бабушкины сказки. Но то, что случилось 13 марта, в понедельник — чертова дюжина и понедельник! — осмыслить трудно. Черный день — иначе не назовешь!
Началось с того, что не вернулся Финагин. Его сбили «мессеры» над Керченским проливом, причем вел он фотографирование побережья в сопровождении четырех «яков». Фотографирование уже было завершено, когда со стороны солнца навалились две пары «мессеров». «Яки» прозевали их, прозевал, видимо, и стрелок-радист, своевременно не открыл огонь. «Бостон» с первой же атаки «мессеров» загорелся, начал беспорядочно падать, потом сорвался в крутое пике и врезался в воду. Видимо, летчик был убит сразу, поскольку самолет оказался неуправляемым. Мы потеряли четырех товарищей: пилота Леню Финагина, штурмана Леню Вакуленко, радиста Шумакова и стрелка Крюкова.
Накануне (12-го вечером) у нас был офицерский ужин по причине перебазирования нашей эскадрильи и прилета 1-й эскадрильи. Было очень весело, много пели и плясали. Леня Финагин был бесподобен. Он вообще был весельчак и плясун, что называется, душа общества, но в тот вечер, казалось, превзошел самого себя. Будто хотел отплясать за всю жизнь — за прошлое, настоящее и на двадцать лет вперед. И вот его нет. Нет и скромного, трудолюбивого Лени Вакуленко, нет необыкновенно аккуратного паренька Крюкова — «Розы», как его шутя звали. И нет Ивана Шумакова. Но на этом беды не закончились. Через полчаса после гибели экипажа Финагина «мессеры» сбили над Феодосией семь Ил-2 — больше половины группы.