Ещё раз поклонившись, лорд Нардаш пробормотал: «Моё почтение», и поспешил покинуть таверну.
Не сказав ни слова, лорд Гаэр-аш бросил на меня всего один злой взгляд и стремительно отошёл на несколько шагов, чтобы, остановившись, воззриться на двери.
Случившееся в следующий момент я вряд ли сумею забыть.
Хозяин таверны вбежал, подвывая и прижимая к груди обрубок руки. Он был в крови. Весь. Даже всклокоченные волосы. Потеки свежей крови на лице, обнажённой груди, белых спальных штанах и ноге… без пальцев совершенно. И этот жуткий человек, ворвавшись в таверну, подбежал к ректору и, бухнувшись перед ним на колени, заголосил:
— Они заставили меня! Лорд, мой лорд, заставили! Я не хотел, нет! Я…
Трактирщика никто не слушал, потому что вошедший следом Эдвин, молча швырнул отрубленную, похоже им, руку, и та, пролетая, сверкнула золотым кольцом. Взмах ректора и конечность зависла в воздухе, и теперь всем, абсолютно всем был виден крупный золотой перстень с чёрной эмалью, на которой был выведен знак смерти.
Отступники!
Глава Некроса втянул удерживающее заклинание, и рука шлёпнулась на пол. Но, наверное, никто кроме меня на неё и не взглянул, потому что все следили за ректором, и я не сразу поняла, почему. Ничего не понимала до тех пор, пока лорд Гаэр-аш не произнёс:
— Это было ошибкой.
Мужчина затрясся, и вся его косматая борода затряслась с ним, и дрожа пробормотал:
— Они… они грозили смертью…
И он умолк, потому что в глазах ректора сейчас было что-то такое, что явно говорило — иной раз смерть милосердна и является даром богов. И трактирщик это понял. Да все поняли!
— Да, — усмехнулся ректор. — Ты всегда был… сообразительным.
В следующее мгновение мужчина повалился на пол совершенно седым. Абсолютно!
— Харн, — произнёс лорд Гаэр-аш.
И Эдвин с жестокой ухмылкой шагнул к лежащему, но мельком увидел мои широко распахнутые от ужаса глаза и остановился. А я вообще не знаю, как дышала, потому что лично я предпочла бы всего этого никогда, совсем никогда не видеть!
Ректор медленно повернулся ко мне, я всей кожей ощутила его холодный взгляд, а затем услышала:
— Норт.
Тьма накатила мгновенно!
* * *
Внизу пели песни, стучали глиняные кружки, голосил кто-то из адептов, а мне было тепло, уютно, но как-то тревожно.
— Просыпайся, — прошептал кто-то, касаясь губами моего уха.
Щекотно.
— Риа, маленькая, время, — и я понимаю, что шепчет Норт и обнимает меня тоже он.
В горле пересохло, почему-то внутри всё содрогается, как от ожидания чего-то плохого и близкого, и…
— Идём, нужно поесть, и после ритуал. У нас времени очень мало.