— Оля?!
— А?..
— Что с тобой происходит? Я в третий раз к тебе обращаюсь!
— Извини, я не слышала.
— Надо слышать. Я говорю: займешься своим форменным платьем и фартуком. Выгладишь все…
— Ладно.
— Да смотри не оставляй форточки открытыми: пыль с улицы идет…
— Воздух нынче засоренный, — авторитетно заявила тетка.
— Это почему? — спросила Оля, по-прежнему думая о своем.
— А как же, сколько в него атомов разных понапустили. Взрывают и взрывают. Нынче вот китайцы… И все в воздухе носится. Надо оберегаться…
— Ну что ж, закроем форточки, и никакой нам стронций не будет страшен!
— И что у тебя за привычка, Оля, из всего шутку сделать, — поджала губы Мария Ильинична. — Ничего сказать нельзя…
— Я не шучу, тетя Маша. Я серьезно.
Тетка недоверчиво покачала головой. Кто их разберет, нынешних молодых. Не поймешь, когда смеются, когда говорят всерьез.
— Теперь все болезни от воздуха, — сказала она упрямо, — я в журнале вычитала. В больших городах люди задыхаются.
— Смог, — сказала мать, вытирая губы бумажной салфеткой. — Но ты, Маша, как всегда путаешь: атомные испытания здесь ни при чем. Смог — это выхлопные газы, всякие химические отходы, продукты неполного сгорания и прочая гадость. Нам пока не грозит.
— Как не грозит? Сколько машин развелось. И все коптят.
«О чем они?» — думала Оля. Голоса матери и тетки, казалось ей, слышались издалека, приглушенные и чужие. И слова, которые они произносили, не имели никакого отношения к тому, что происходило в их семье и вообще в жизни. «Дался вам этот злосчастный смог! — хотелось ей крикнуть. — Разве вы не чувствуете, как тяжело дышится у нас в доме?..»
Вместо этого она сказала «спасибо» и встала из-за стола.
Ираида Ильинична вскоре ушла, оставив в коридоре сладковатый запах «рашели».
Тетка позвякивала на кухне тарелками.
Оля послонялась по комнатам, потом достала из шкафа свою прошлогоднюю школьную форму. Примерила ее перед зеркалом.
Платье и фартук стали совсем короткими, как раз по моде. И мать теперь не сможет придраться: отпустить нечего, снизу нет никакого запаса.
И вообще, кто сказал, что форма должна быть такой унылой и мрачной? Разве не лучше модное платьице с отрезной талией? А ребятам — черные костюмчики и белые водолазки.
Она подобрала юбку еще выше и стала рассматривать свои тонкие загорелые ноги.
А может, там, где все это решается, думают, что молодые учителя будут заглядываться на старшеклассниц, если не сделать их похожими на монахинь?..
Она усмехнулась, представив себе застенчивую физиономию историка, который из-за всяких пустяков отчаянно краснел и ни с того ни с сего начинал протирать очки. Девчонки с ним откровенно кокетничали и, пользуясь его слабостью, учили историю кое-как. Впрочем, не все такие, как историк…