У меня упало сердце. Мы с парнем опустили отца, на скамью, и он тут же захрапел. Оглядевшись, я понял, что худшие мои опасения не напрасны: чемодана нигде не было. Только узелок с двумя простынями и вязаной мачехиной кофтой валялся под лавкой.
В полном оцепенении я сел на опустевшую скамейку. Я не слыхал, как пришли милиционер и старпом, как опрашивали свидетелей и составляли акт.
— Чего было в чемодане-то, малый?
— . . .
— Слышь! Что украли у тебя?
Я наконец очнулся. Путаясь, с трудом вспоминая, перечислил милиционеру наши вещи.
— А баул-то твой, парень, по речке поплыл. Пустой! Как есть пустой и раскрыта-а-й! — услужливо бормотал старик с казацкими усами.
Отца добудиться не смогли, а я, должно быть с отчаяния, вдруг обнаглел и заявил, что в чемодане были еще и билеты на рейс до Камышина. Так и записали, а помощник капитана выдал мне справку, что, поскольку нас обворовали на борту, нам позволяется доплыть без билетов до места.
Когда народ разошелся, меня буквально трясло от нервной дрожи.
Я просидел так около часа, разбитый, не слушая стенаний старухи, которая тоже никак не могла успокоиться, и нечаянно заснул.
Мытарства мои на этом не кончились. Удивляюсь, как тогда ухитрился я благополучно пройти сквозь них, я, тот самый «маленькой лорд Фаунтлерой», чистюля и неумеха, который, кажется, совсем недавно избавился от коротких штанишек?..
Проснулся я за полночь. От холода. Палубу обдувал сырой пронизывающий ветер. За бортом плескалась вода, теплоход покачивало. Внизу, под полом, глухо стучала машина. Отца возле меня не было. Бабка свернулась калачиком, закутавшись с головой в шерстяной платок, вокруг где попало валялись спящие.
Я взял узелок и спустился по железной лесенке вниз. Там, в шестиместных каютах четвертого класса, забитых храпящим народом так, что некуда было поставить ногу, застоялся спертый тяжелый воздух. Я нахально кого-то потеснил, сел на пол, прислонившись к теплой трубе, наполовину выступавшей из стены, и тотчас же заснул.
Очнулся мокрый от пота, развязал узел, вытерся простыней и натянул на себя кофту. Надо идти на ветер узнавать, когда прибываем в Камышин, и разбудить отца, который конечно же где-нибудь спит.
Когда я вышел на палубу, река впереди светилась огнями.
— Что за город? — спросил я у знакомого мне паренька в очках. Он стоял с рюкзаком на спине, видимо готовый к высадке. Два молодых матроса вылезли за поручни и держали в руках швартовы.
— Камышин, — ответил он.
Я сорвался с места и, спотыкаясь о чьи-то ноги, бросился к своей скамейке.
Отца нет.
Я искал его минут двадцать, пока мы причаливали, швартовались, пока подали трап, и снова взмок, на этот раз от страха и напряжения.