— Вы чуваш? — спрашиваю его.
— Чуваш! — отвечает он.
Мы оба давно не встречали земляков. И, несмотря на это, он долго держался со мной настороженно, как бы боялся всего. Как выяснилось позже, было ему из-за чего осторожничать.
Он был большевик-красногвардеец с Забайкальского фронта. Назвался Антоновым. Знал лично товарищей Лазо, Мухина и многих большевиков. Имя Мухина и Лазо я слышал еще по пути из Иркутска в Читу. Но Антонов рассказал мне, что борьба с белыми временно прекращена, красные бойцы скрываются в тайге и подполье.
Это был первый большевик на моем жизненном пути, с которым я так близко, откровенно разговаривал, да еще в такой обстановке! Он говорил много о Ленине, о целях большевиков, первых декретах Советской власти. Говорил он также о меньшевиках и эсерах.
— Шуйтансем весем (дьяволы они), — говорил он о меньшевиках и эсерах, — если бы не их предательство — не торжествовали бы белобандиты в Сибири.
— Борьба еще не закончена, — продолжал он. — Будет всенародная борьба!
К сожалению, наша встреча была короткой. На станции Шилка он слез. Я уговаривал его остаться и вместе продолжать путь до Хабаровска.
— Нет, — отвечал он, — дальше мне опасно, да и договорился я с товарищами встретиться на станции Шилка; пойдем в тайгу.
Больше я его не встречал. Где теперь товарищ Антонов, жив ли? Не уверен я и в том, что эта фамилия не вымышленная. Время было такое. Я до сих пор хорошо помню этого товарища, хотя встреча была совсем короткой. Он помог мне лучше понять действительность.
С тревожными мыслями продолжал я свой путь на Дальний Восток. Не проходило дня, чтобы с поезда не снимали пассажиров!
В Хабаровск прибыли вечером. Оставив чемодан на хранение, пошел знакомиться с городом, расположенным довольно далеко от вокзала. По дороге и в городе много военных. Приюта в городе на ночь не нашел, дошел до памятника Муравьеву-Амурскому, посмотрел на могучий и широкий Амур, на пароходные огни, милые моему сердцу, и вернулся на вокзал. Но тут произошел инцидент, который мог для меня плохо кончиться.
В слабо освещенном зале станции народу было много. Все стояли. Недалеко от меня — группа молодых женщин с узелками и мешками. Возле них — три казака с желтыми погонами — калмыковцы, как мне объяснили потом. Вначале у них, очевидно, шел обычный разговор, который бывает между незнакомыми. Потом казаки стали наглеть, приставать к женщинам, предлагая им на ночь место в своем вагоне. Женщины отказывались. Тогда казаки стали силой тащить их к выходу.
— Оставьте нас! Мы не хотим в ваш вагон! — кричали женщины.