Рак прервал свою речь и, сделав несколько быстрых шагов, подошел ко мне. Правую ногу он все время выносил вперед, а левую подтягивал вслед за нею. «У меня рачий ход», — заметил он со смехом.
«Послушайте: однажды мне снилось, что дом мой стоит у подножия огромных гор. Задняя дверь выходила к скалам из антрацита, с которых низвергались каменные водопады, и, когда я сидел дома, я слышал их громыхание. Но всякий раз, когда я вставал из-за стола, чтобы приоткрыть дверь, они замирали — на мгновение, подобное молчаливой вечности, и все покоилось в мертвенной неподвижности. Но стоило мне опять склониться над столом или над какой-нибудь работой или просто повернуть голову вперед, а не назад, — скалы опять приходили в движение, и их расщелины наполнялись каменными обломками, яростно бившимися один о другой. Однажды, в такой миг, я собрался с силами и вышел из дому. Но стоило мне очутиться на воздухе, как я почувствовал: все мои мышцы начало страшно тянуть — это скалы завладевали моим телом, начинали его переделывать, жилку за жилкой обращать в камень. Движения мои становились все медленнее и медленнее, и чем дольше стоял я перед домом, тем сильнее, тем бездоннее становился страх, но вместе с ним росло и желание — наконец в самом деле превратиться в камень, каким я уже и так был, был давно. Невыносимый звук (он был похож на отчаянное взвизгивание пилы, которая вдруг, распиливая ствол, встречает камень, случайно вросший в древесину), — вставил крестный, — этот невыносимый звук раздавался всякий раз, когда я в последнее, блаженное мгновение успевал отпрянуть назад, в дом, и мои освободившиеся кости понемногу вновь начинали двигаться, и кровь опять струилась внутри моих вен. От этого сна я проснулся с судорогами в левой ноге, а по телу разливалась такая тяжесть, как будто меня только что выбросило на берег волнами. Вскоре я опять уснул, и все мое счастье и несчастье во сне повторилось снова».
Рак остановился, задумавшись и глядя в небо.
«Посмотрите! — воскликнул он, указывая пальцем на стайку ласточек, нырявших вверх-вниз в бездонном воздухе. — Об этом сне я однажды рассказал Де Селби. Де Селби обладает подкупающим свойством внушать доверие, — опять вставил крестный попутное замечание. — У него, разумеется, тут же оказалась наготове одна из его сумасбродных гипотез. Он, дескать, читал в одной книге, что по причине осмотического давления и атомарного обмена люди, постоянно использующие один и тот же предмет, постепенно сами превращаются в этот предмет, и наоборот: подобные предметы медленно превращаются в своих хозяев. “Как поясняется в книге, осуществляется нечто вроде сношения с инкубом или суккубом”, — сказал служка. Как он мне тогда разъяснил, велосипедист, к примеру, может незаметно для себя превратиться в велосипед, а велосипед — в велосипедиста. На первый взгляд кажется, что ничего не изменилось, однако на самом деле меняется многое. Душа хоть и остается незатронутой подобным обменом, однако велосипед тоже обретает душу. Таким образом, речь идет не о переселении душ, а только о превращении одного вещества в другое! По мнению Де Селби, мой сон должен был предостеречь меня от излишне частого использования определенных предметов, а каких — мне, мол, лучше знать».