«В одной, ныне, к сожалению, утерянной рукописи, — продолжал он, опять успокоившись, — нам повествуют, что Ода Вишса, сын Селя, в качестве покаяния за отцеубийство и во искупление совершенных отцом преступлений уступил жене все свое имущество в тот день, когда их первый сын достиг совершеннолетия. Рассказывают, что жена Оды, в свою очередь, желая омыть себя от вины и по мере сил загладить нечестивые дела мужа и свекра, пригласила к себе в гости семейства троих остальных праотцов-основателей и в ходе празднества, длившегося три дня, поделила доставшееся ей наследство между всеми прочими — а Ода, помешавшийся от такого разбазаривания, заколол ее ножницами и за то, в свой черед, был заколот собственным сыном. Примеру семьи Оды последовали и другие три клана, хоть, впрочем, до отцеубийства там не дошло. И всякая женщина после смерти мужа стала раздавать членам трех других кланов ту часть наследства, которую она получила в день совершеннолетия первенца, — плоды трудов целого поколения. И это было нарушением второй нашей заповеди, которая наряду с запретом принимать подарки запрещает и передавать их третьим лицам. Так женщина раздаривала дальше все, что досталось ее семье от предыдущих потлачей. Стоп», — однорукий задумался.
«Таким образом, у нас возникло нечто вроде меновой торговли, а из нее развилась сегодняшняя разновидность “визитов на дом”, эта узаконенная форма воровства. Первоначально каждый предоставлял в распоряжение других те излишки, которые образовывались у него от пользования захваченной землей и которые с течением времени скапливались в его амбарах, в качестве возмещения за то, что другие отступились от своих прав владения, — однако и дальше сохранял землю за собой. Благодаря тому он всегда был в состоянии прокормиться плодами собственных трудов, а то, чего ему недоставало, получал от других во время регулярно проводившихся разменов. Позже мысль о возмещающих подарках и о самом получении подарков была утрачена — вероятно, оттого, что все яснее становилась бессмысленность и безнадежность подобных попыток загладить проступки, — и на место этой мысли пришли алчность и хищничество, желание обогатиться так же, как обогащались отцы. Исполнению последнего намерения благоприятствовало то обстоятельство, что жертвой грабежа оказывалась одинокая женщина, беззащитность которой только разжигала в мужчинах жажду насилия, и без того потаенно жившую в их душах. Ибо с возникновением обычая потлаша в нашем обществе постепенно произошли существенные сдвиги во властных отношениях», — объяснял однорукий.