Бросаю взгляд на часы — пора мчаться в аэропорт. Оставив записку для мамы и потрепав на прощанье по голове притихшего Хатико, направляюсь к машине. Господи, дай мне сил пережить ближайшие три дня…
…Мы подъезжаем к самолету практически одновременно. Я только успеваю выбраться из машины и взять из багажника спортивную сумку, как рядом с нами останавливается еще одна черная Волга. Из нее сначала выходит Сергей Сергеевич, а потом и Александр Павлович — отец Веры, которого я даже не узнал сразу. Вздохнув, роняю сумку на асфальт и делаю шаг им навстречу.
— Александр Павлович… — слова застревают в горле, больше я ничего не могу ему сказать.
Старший Кондрашов постарел разом лет на десять, и сейчас передо мной стоит совершенно другой человек. От прежнего жизнерадостного балагура осталась только тень…
Он сам подходит ко мне. И как-то неловко, по-стариковски обнимает меня, растерянно похлопывая по спине.
— Здравствуй, Витя… Вот видишь, как пришлось нам встретиться…
Сергей Сергеевич тактично отходит к ребятам охранникам, оставляя нас одних. А мы так и стоим, обнявшись, рядом с трапом. В какой-то момент мне даже кажется, что Александр Павлович настолько ушел в себя и так раздавлен горем, что забыл, где он находится. Пожилой мужчина похож сейчас на большого беспомощного ребенка, не понимающего, что происходит вокруг. И я уже начинаю сомневаться, стоило ли нам вообще брать его с собой.
Словно прочитав мои мысли, он тяжело вздыхает и отстраняется.
— Ты не переживай, я в самолете приду в себя, соберусь. Просто дома еще и Татьяна… мне страшно оставлять ее одну.
— Как она?
— Плохо, Вить… совсем плохо. Не знаю, как жена переживет все это. С ней сейчас сестра осталась, но…
— Может, позвонить Львовой, пусть тоже подъедет?
Я думаю еще насчет Брежневой, но сразу отбрасываю мысль. Она точно не поможет. А все остальные наши женщины разъехались и будут в Москве только завтра — послезавтра.
— Нет, не стоит. Вряд ли она сегодня захочет видеть кого-то. Может быть, завтра…?
Подходит Сергей Сергеевич, говорит, что нам пора заходить в самолет. Александр Павлович кивает ему, растерянно оглядывается в поисках своего багажа. Кажется, он даже не помнит, доставал ли его из машины. Кто-то из ребят бросается помочь, я в это время подвожу отца Веры к ступенькам трапа, поддерживая за локоть. Он послушно переставляет ноги, но мыслями где-то далеко. Мужчина явно не в себе, и как он перенесет предстоящие испытания, я даже не представляю. Впереди ведь еще опознание тела в морге…
Салон Ила разделен на несколько отсеков, и в том, где мы располагаемся, кресел тридцать, не больше. Судя по размеру и компоновке пассажирских кресел, между которыми размещены еще и удобные столики, этот борт принадлежит специальному авиаотряду. Мы с Александром Павловичем усаживаемся рядом, охрана занимает кресла чуть поодаль. Две вышколенные стюардессы проявляют максимум тактичности, не раздражая своей опекой и вниманием, но в то же время и не выпуская нас из виду.