Охранник приносит нам прессу, и мы, выйдя из машин, начинаем пробираться сквозь толпу в центр площади. Сначала меня не узнают — здесь слишком много людей и все они находятся в очень подавленном состоянии. Некоторые даже не скрывают слез. Но потом огромный букет белоснежных роз в моих руках привлекает чье-то внимание, и в толпе шелестом проносится: «Victor… Victor Seleznioff… de Etoiles Rouges…» — «Виктор… Виктор Селезнев из Ред Старс…». Люди начинают оглядываться и расступаться, пропуская нас вперед. И сразу же смыкаются за нашими спинами, устремляясь следом. В толпе оказалось еще и много репортеров, все они тут же рванули к нам, ослепляя людей вспышками фотокамер. Телеоператоры тоже сразу оживились и принялись снимать происходящее. А мы тем временем уже добрались до парапета, с которого открывался вид на въезд в туннель.
Здесь еще нет монумента Факел Свободы, он появится только в 87 году. А еще через десять лет — в 97-ом — люди превратят его в неофициальный памятник погибшей принцессе Диане. Ну, а сейчас это место завалено цветами, принесенными для Веры. Целое море цветов. Букеты лежат на парапете, устилают ковром тротуар. Среди цветов тут и там горят свечи в красных стеклянных колбах с крышками, какие обычно используют на католических кладбищах. Много фотографий Веры — особенно часто встречается ее фото из Vogue, перепечатанное вчера одной из вечерних газет. Есть здесь и мягкие игрушки, но эта традиция сравнительно новая, и пока еще не сильно распространенная в Европе. Гранитные плиты парапета все исписаны фломастерами и аэрозольной краской, чаще всего встречается надпись: «On vous aime, Vera!» — «Мы тебя любим, Вера!». Есть и англоязычные надписи и даже одна на русском — «Ты будешь вечно жить в нашем сердце!». Интересно кто это написал? Посольские? Нет, вряд ли. Скорее эмигранты. В Париже еще со времен Революции живет большая русскоязычная община.
— Просто идеальное место для убийства… — со вздохом произносит Сергей Сергеевич, посмотрев вниз на въезд в туннель.
— Про что и речь…
Я бережно укладываю на парапет огромный букет, поправляю отдельные цветы и хрустящий целлофан. Рядом Майкл также бережно расправляет траурные ленты на букете алых роз. Мы, молча, стоим, и вся площадь тоже скорбно замолкает. Даже репортеры на время перестают щелкать затворами своих фотокамер. Это минута молчания…
Чувствую, как меня кто-то осторожно теребит за полу моего плаща. Опускаю глаза и вижу темноволосую девочку лет восьми. Она протягивает мне небольшого плюшевого медвежонка ярко-желтого цвета.