У меня бывают приступы сомнамбулизма. Я встаю среди ночи и гуляю по крыше. Терпеть не могу, когда от меня убегает мое тело. Можно подумать, что у Другого, сидящего в плену у меня внутри, время от времени появляется охота размяться.
При пробуждении меня мучает головная боль. Наверное, Другой гулял меньше, чем хотел, поэтому теперь поедает меня изнутри…
После первых выступлений в роли манекенщицы на меня посыпались предложения. Я иду нарасхват. Мама решает формальности с агентствами и ведет переговоры от моего имени.
В свои восемь лет я сама зарабатываю на жизнь. Вообще-то всем нам надо бы быть довольными и счастливыми, но нет, папа с мамой не перестают ссориться. Тема – «зелень малышки». Намекают, конечно, на меня, применяя незнакомые мне словечки. Мама твердит, что переговорщик – она, поэтому по справедливости ей, как агенту, положен кое-какой процент. Папа возражает, что «мы сделали этого ребенка вдвоем, разве нет?», и добавляет: «Она больше похожа на мою мать, чем на тебя».
Мне нравится, что родители спорят, кому из них принадлежит моя красота, словно это их собственность. Вот только мама кричит все громче. Она сообщает, что наняла частного детектива, чтобы он следил за папой и «нащелкал их голышом вместе с его цыпочкой».
Папа сказал маме:
– Ты же стареешь, моя бедняжка, мне пора подумать, кем тебя заменить.
Мама ответила папе, что любовник из него никакой. Это неправда. Я обожаю, когда он осыпает меня поцелуями и твердит о своей любви ко мне. Папа ответил, что бессильных мужчин не бывает, все дело в неуклюжих женщинах.
Мама отвесила ему пощечину.
Папа дал ей сдачи.
Мама сказала, что раз так, то она переезжает к матери. Потом схватила статуэтку и швырнула в него. После этого прозвучала их ритуальная формула: «Только не при малышке». Удалившись к себе в спальню, они вовсю разорались, потом стало тихо, слышались только мамины «да», «нет», «ой-ой-ой», снова «да-да» и «нет-нет», как будто она не могла ни на что решиться.
Никто не пришел поцеловать меня перед сном, рассказать сказку, чтобы убаюкать. Я долго плакала в одиночестве, а потом помолилась. Хочу, чтобы родители меньше ссорились и больше занимались мной.
– Эй, малявка! Хочешь подраться?
– Нет! – отвечаю я категорично.
– Ты нас боишься?
– Да.
– Сильно боишься?
– Сильно.
Вымогатели смущены моей реакцией. Мальчишки в таких случаях всегда отвечают, что не боятся, – так, от бравады. Не хотят терять лица. Мне на это плевать. Я не хочу изображать смельчака.
Главарь банды ждет, что я воинственно встречу его наглый взгляд, но я вместо этого изучаю синюю линию горизонта, игнорируя их существование.