– Нас прозвали Райской комической труппой. Только здесь я узнал, какой шутник Моцарт. Он позволяет себе любые вольности. Не то что зануда Бетховен.
– Как насчет твоих клиентов? – спрашиваю я.
Фредди пожимает плечами. Он утратил веру в свою ангельскую работу и перестал заниматься вверенными ему душами. Слишком многие клиенты его разочаровали. Хватит с него людей. Спасать их? В это он больше не верит. Подобно Раулю, он убежден, что побуждать людей к развитию – непосильная задача даже для самых одаренных ангелов.
Аристофан говорит, что у него набралось уже 6527 клиентов и ровно столько же неудач. Бастер Китон жалуется, что ему достаются одни лапландцы, удрученные отсутствием солнечного света. Оскар Уайльд подхватывает: это еще что, полюбовались бы они на его индусов, чьи свекрови поджигают сари своих невесток, чтобы получить страховку. Гручо Маркс с горем пополам справляется с красными кхмерами, выясняющими отношения в джунглях. Рабле воздевает руки к небесам и рассказывает о своих сорванцах из бидонвилей Сан-Пауло, с утра до вечера нюхающих клей и с трудом доживающих до 14 лет.
Выходит, комикам достаются самые драматические судьбы.
– Это невыносимо. Большинство из нас признает свое поражение. Людям не помочь.
Я воспроизвожу довод Эдмонда Уэллса:
– Но ведь само наше присутствие здесь доказывает возможность вырваться из цикла реинкарнаций. Раз получилось у нас, значит, другие тоже на это способны.
– Может быть, у людей все устроено так же, как у их предшественников-сперматозоидов, – размышляет вслух Рауль. – В яйцеклетку попадает всего один из тридцати миллионов. Лично мне не хватит терпения проверить тридцать миллионов душ в ожидании разрешения пройти, наконец, в Изумрудные врата.
Вижу, для моего друга большое облегчение оказаться не единственным, кто готов отречься. Фредди Мейер – его единомышленник. Тому тоже надоело возиться с душами в надежде на вознесение, проще махнуть на них рукой. Он изжил былое честолюбие и теперь готов провести остаток существования, забыв о мире смертных и весело хохоча. Фредди утратил всякую надежду на человечество и верит только в юмор.
Что стряслось, чтобы веселого эльзасского раввина постигло такое разочарование?
– Холокост, – тихо объясняет он. – Геноцид евреев во Вторую мировую войну.
Он опускает голову, как унылый побежденный.
– Отсюда лучше видно. Все становится понятно. Доступна любая информация. Теперь я знаю обо всем произошедшем, и это хуже всего того, что я мог прочесть на Земле. Это даже не ужас, а гораздо хуже.
– Я…
– Нет, ты не знаешь. Очереди перед газовыми камерами, дети, вырванные их рук матерей и убитые о стены печей, медицинские опыты на живых людях… Надо очутиться здесь, чтобы все увидеть и почувствовать. Меня не покидают все эти картины.