На этот раз Наставник не торопился с ответом. Валлай ожидал долгую речь, но после всех раздумий жрец Единого сказал только:
– Это будет святая война против слуг Неназываемого. Её должны вести лучшие люди страны.
– И вы уже нашли того, кто поведёт лучших людей за собой? – хмыкнул Олистер, кивая в сторону Валлая.
– Да.
– То есть лучшие люди страны под предводительством человека, фактически, выигравшего Гризбунгу битву за престол, пойдут убивать нищих бродяг?
– Да.
Олистер расхохотался. Да и Валлаю стало смешно от этих слов. Он даже пьяный не смог бы выдумать такого бреда, а он уже едва ворочал языком, и в глазах начинало двоиться. И, тем не менее, это происходит на самом деле, не в пьяном бреду и не в глупом сне.
– Боги, – буквально простонал герцог, отсмеявшись. – Скажи хоть, зачем вам это?
– Могу только сказать, что если этого не сделать, нам грозят вещи гораздо хуже, чем бунт и возвращение Шератли, – сумрачно ответил Настоятель. – И не только нам. Не пытайся давить на меня, ваша светлость, я и вправду не могу об этом говорить. Да и знаю далеко не всё.
– Ладно, пускай. Но, скажи, неужели у храма Единого нет денег, чтобы заплатить за это дело не простым головорезам, а благородным людям? Ведь есть, и это глупо отрицать.
– Когда храмам требуется помощь паствы, они за этой помощью обращаются, – жёстко сказал жрец и указал на идол, висящий на шее герцога – фигурку, прячущую лицо в ладонях. Это было второе популярное изображение Единого. – И паства не спрашивает о причинах и не думает о размерах этой помощи, паства просто помогает. По крайней мере, так должно быть.
Олистер сузил глаза и склонился к жрецу.
– Я знал твою мать, щенок, – процедил он, делая ударение на слове «знал», – не стоит со мной так разговаривать.
На этот раз Настоятель не повёл и бровью.
– Если вашей светлости будет интересно знать, именно моя мать начала это дело и хочет его закончить. Любыми способами. Она послала меня к вашей светлости. И она выбрала Валлая на место предводителя нашего святого войска.
Лицо герцога буквально за один миг приобрело благодушное выражение.
– Мне это известно. И я дам людей. Но только потому что и я, и многие другие действительно уважаем Аклавию, и потому что в бой их поведёт он. – Олистер допил вино и тяжело поставил бокал на стол. – А теперь уходите. И тебя, жрец, я не хочу больше видеть в моём доме. Что же до тебя, Бычара, моя дверь всегда распахнута. Друг короля – мой друг, и так будет всегда.
Валлай тяжело встал из-за стола, поклонился, едва не упав, и пробормотал заплетающимся языком: